Сексуальная жизнь Катрин М
Шрифт:
Я встретила Эрика, когда мне исполнился двадцать один год, и не могу сказать, что наша встреча была случайной: я много слышала о нем, и знакомые не раз намекали, что, принимая во внимание мои наклонности, встреча с Эриком была для меня столь неизбежна, сколь и благотворна. После окончания моих лионских каникул я, как уже говорилось, переехала к Клоду, и мы продолжали наши экзерсисы в области группового секса. С появлением в моей жизни Эрика такие опыты приняли более регулярный и насыщенный характер, и не только потому, что, как следует из вышеизложенного, благодаря Эрику для меня сделались доступными такие места, где я могла отныне наслаждаться практически неограниченным количеством сексуальных партнеров, но и потому, что наше времяпровождение было тщательно спланировано и организовано. Для меня всегда существовало четкое различие между, с одной стороны, в той или иной степени случайным стечением обстоятельств, вследствие которых гости и хозяева после хорошего ужина более или менее неожиданно могут очутиться на кушетках и диванах в живописных позах, а веселая компания закадычных друзей оказывается в машине, держащей путь в сторону ворот Дофин, и, прибыв в заданный район, начинает нарезать круги, ожидая момента установления контакта с обитателями соседних авто, в результате чего две или больше веселые компании оказываются разложенными на диванах и кушетках в чьей-нибудь большой квартире, и, с другой стороны, вечеринками, организованными Эриком и его друзьями. Я предпочитала неумолимую логику и ясно положенную цель последних: тут не было места суете, нервозности
Никакая сила на свете не могла прервать размеренного ритма чресел, движущихся с целеустремленностью насекомых.
Вечера, которые устраивал Виктор в дни своего рождения, более всего поражали мое воображение. Вход в его владения оберегали охранники с собаками, постоянно переговаривавшиеся о чем-то по рации, а толпы разряженных гостей наводили на меня робость. Некоторые женщины были одеты специально для праздника: на них были прозрачные блузки и просвечивающие платья. Я им завидовала и все время, пока прибывали гости, немедленно подхватывавшие бокал шампанского и устремлявшиеся в самую гущу толчеи, держалась в стороне. Можно сказать, что неловкость исчезала только вместе с брюками или платьем — моей самой удобной одеждой была надежно защищающая нагота.
Архитектура места, где проходили эти празднества, была в высшей степени забавной — она до крайности напоминала убранство в то время весьма популярного магазина «Ля Гаменри» [1] на бульваре Сен-Жермен. Так же как и в магазине, только более значительных размеров, перед моими глазами появлялся грот с множеством укромных уголков, отделанный под белый мрамор. Грот располагался на нижнем этаже, и источником освещения служил рассеянный свет, исходивший из бассейна, находившегося прямо над нашими головами. Дно бассейна было абсолютно прозрачным, и надо мной, как на гигантском телевизионном экране, проплывали тела купающихся. Мои перемещения в гроте были сведены к минимуму. По сравнению с первым опытом в компании лионских приятелей изменился лишь масштаб, все остальное осталось прежним. Эрик, подчиняясь бог весть какому смутному неписаному правилу, собственноручно раздевал меня и демонстративно водворял на одну из кушеток в каком-нибудь алькове. Иногда он начинал целовать и гладить меня, однако очень скоро его сменял кто-нибудь другой. Я лежала на спине в течение почти всего вечера и весьма редко меняла положение, возможно, потому, что другую распространенную позицию — женщина, сидящая на члене партнера, — сложно назвать удобной в ситуации, когда партнеры беспрестанно сменяют друг друга, к тому же она предполагает некоторый градус интимной близости между мужчиной и женщиной. Меня окружали несколько мужчин, и, в то время как кто-то из них, откинувшись назад для лучшего обзора, усердно трудился над моим влагалищем, я принимала ласки остальных. Меня растаскивали по кусочкам. Чья-то рука, не прерываясь, осуществляла круговые движения в области лобка, в то время как руки соседей блуждали, чуть касаясь, по всему телу, задерживаясь время от времени на груди, дразня соски… Такие ласки — в особенности когда на смену ладоням приходят члены, трутся головками о груди и гладят лицо — доставляли мне особенное удовольствие, превосходившее по интенсивности чувства, испытываемые собственно во время проникновения члена во влагалище. Мне нравилось временами ухватить проплывающий перед глазами член, направить его в рот и скользить по головке губами, ожидая момента, когда его нетерпеливый сосед с другой стороны не начнет требовательно тыкаться мне в напряженную шею, и тогда, выпустив изо рта первый, тут же подхватить губами второй. Или держать один в руке, а второй во рту. Мое тело тянулось и раскрывалось — в гораздо большей степени, чем под кавалерийским натиском дубины, орудующей у меня между ног, — навстречу таким прикосновениям, привлеченное их мимолетностью и переменчивостью, в то время как от беспрестанного (иногда длящегося более четырех часов кряду) долбления мне остались в основном воспоминания об онемевших бедрах — тем более что большинство мужчин предпочитает во время совокупления держать ноги партнерши разведенными как можно шире, для того чтобы получить лучший обзор и возможность загонять свой инструмент поглубже. Когда последний член покидал мои чресла и меня наконец оставляли в покое, я приходила в себя и понимала, что участи бедер не избежало и влагалище. Я испытывала неизъяснимое пленительное упоение, ощущая его задубевшие, отяжелевшие и болезненно отзывающиеся на каждое движение стенки, которые сохраняли, казалось, память о прикосновении каждого члена в отдельности.
1
Gamineric (фр.) — ребячество, шалость, озорство.
Положение активного паука в центре паутины вполне мне подходило. Однажды — это было не у Виктора, а в сауне на площади Клиши — мне случилось провести целый вечер, не покидая глубокого кресла, в то время как половину комнаты занимала огромных размеров кровать. Моя голова, а точнее, рот находился в точности на уровне, требуемом для осуществления беспрерывного минета, а руки на подлокотниках не знали покоя и дрочили по два члена одновременно. Ноги были задраны выше плеч, так что участникам, достигшим достаточно высокого уровня возбуждения, не составляло никакого труда продолжить во влагалище.
Я очень плохо потею, но зачастую с меня ручьями тек пот сменяющих друг друга мужчин, смешиваясь с полузасохшими ручейками спермы, покрывавшими тело, волосы и особенно бедра, ведь во время сеансов группового секса участникам доставляет особенное удовольствие эякулировать в уже заполненное спермой влагалище. Иногда, аргументировав побег необходимостью отлучиться в туалет, мне удавалось ненадолго вырваться из плотного кольца трахающихся и наскоро помыться. Ванная комната в доме Виктора была залита неярким голубоватым светом, который не резал глаз и окутывал предметы прозрачной дымкой. Всю стену над ванной занимало зеркало, и тонущие в нем смутные очертания комнаты, погруженной в светящийся полумрак, дополняли ощущение обволакивающей мягкости. Из зеркала на меня смотрело мое собственное тело, и я с удивлением констатировала, что оно несколько меньше, чем я его себе представляла еще несколько мгновений назад. В этой комнате совокупления проходили в значительно более спокойном ритме, и именно здесь я могла надеяться услышать настоящий комплимент в свой адрес — матовая кожа, искусство работать ртом и т. д., - который приобретал совершенно иное значение, чем доносившиеся из-под груды переплетенных тел отрывочные сведения на мой счет, напоминавшие, скорее, обрывки переговоров врачей и ассистентов, совершающих ночной обход по больнице, которые больной смутно слышит сквозь завесу сна.
Биде, холодная струя на разверстое закоченелое влагалище. Однако даже в такие минуты мне не часто удавалось побыть в одиночестве: редкий гость, забредший передохнуть в ванную комнату, не пользовался удобным случаем и моим положением и не приставлял мне ко рту свой несколько размягченный, но вполне работоспособный член. И сколько раз я, не успев толком помыться и прийти в себя, уже опиралась о раковину, обеспечивая удобный подход очередному усталому члену, который тем не менее находил в себе силы обрабатывать влагалище в течение еще нескольких минут. Всякий раз, когда член проскальзывает меж половых губ, чтобы на долю мгновения задержаться там, прежде чем погрузиться в бесконечную (теперь мне это доподлинно известно) глубину, раскрывая их, расталкивая и разъединяя, я испытываю чувство ни с чем не сравнимого удовольствия.
Мои сексуальные партнеры всегда были очень внимательны и предупредительны, и мне
Вот особенно яркий пример. Я лежала на одной из этих в особенности шершавых бетонных скамеек, поверхность которых усеяна каменной крошкой. Мы образовали группу: моя голова была зажата между животами трех или четырех мужчин, которым я делала минет, при этом краем глаза я наблюдала мелькание светлых пятен — вибрирующие на членах, словно пружины, руки тех, что образовали второй круг в области моих бедер. Несколько теней клонились из темноты. В тот момент, когда с меня начали снимать одежду, раздался лязг и грохот — неподалеку случилась авария. Меня оставили. Дело происходило в глубине одной из искусственных рощиц, раскиданных вдоль бульвара Адмирала Брюи, недалеко от ворот Майо. Помедлив некоторое время, я поднялась и присоединилась к столпившимся у изгороди зрителям. Мини-«остин» врезался в столб посреди бульвара. Кто-то сказал, что внутри находится молодая женщина. Вокруг машины металась маленькая собачка. Столб, машина — все тонуло в странном бело-желтом свете. По всей вероятности, довольно скоро послышались звуки сирен машин «скорой помощи», так как я вернулась на скамейку, и, словно пространство внутри рощицы было эластичным, круг вновь сомкнулся вокруг моей головы, актеры вернулись на сцену и приготовились играть с того места, где их неожиданно прервали. Участники обменялись несколькими фразами по поводу аварии, которая, казалось, пролила неожиданный свет на соединяющие их тайные узы, и я в этот момент получила возможность ощутить знакомое, но эфемерное чувство принадлежности к маленькой, связанной общим делом компании соратников и сообщников. Те парадоксально редкие для Булонского леса случаи, когда мне удавалось принять участие в самых обычных мимолетных разговорах или делать самые обычные, будничные вещи — которые в этом месте странным образом стушевывают и одновременно подчеркивают особенный характер необычнейших встреч, — доставляли мне несказанное удовольствие. Однажды вечером, посреди почти пустынной площади недалеко от ворот Дофин, в свете фар мы заметили двух черных мужчин необычайно высокого роста, которые жались к краю тротуара и имели вид безнадежно заблудившихся людей, ждущих на пустынной улице спального района автобус, который никогда не придет. Они привели нас в маленькую мансарду неподалеку. Комната была узкая, кровать тоже. Они взяли меня по очереди. Пока один был на мне, второй спокойно сидел рядом, не пытаясь присоединиться. Просто смотрел. Оба двигались медленно, у обоих были длинные члены — мне с тех пор никогда не встречались органы таких размеров, — которые тем не менее не были особенно толстыми, и мне не было нужды широко раздвигать ноги, для того чтобы они с легкостью проникали во влагалище. Они были как братья-близнецы. Два совокупления, перетекающие одно в другое в маслянистом потоке неспешной ласки. Их движения отличались особенной точностью, и я наслаждалась бесконечными сантиметрами кожи двух огромных черных тел. В этот раз я полностью прочувствовала каждый момент долгого терпеливого бурения. Пока я одевалась, они болтали с Эриком о нравах обитателей Булонского леса и о своей работе — они были поварами. Перед нашим уходом оба от всей души поблагодарили меня, как искренние, радушные хозяева, и я до сих пор храню об этой встрече самые теплые воспоминания.
«У Эме» гости не были столь тактичны и предупредительны. Это был весьма популярный в то время клуб эшанжистов [2] , где нередко можно было встретить даже иностранцев, прибывших специально с целью провести в клубе несколько дней. Спустя много лет после того, как клуб прекратил свое существование, Эрик не переставал поражать мое воображение бесконечными перечислениями громких имен богачей, звезд театра, спорта и эстрады, которых я могла бы там повстречать, если бы знала куда смотреть. В эпоху, когда мы были частыми гостями клуба, на экраны вышел фильм, пародировавший нравы века сексуальной революции. В нем была такая сцена (имевшая место в клубе, интерьеры которого очень напоминали декорации «У Эме»): несколько мужчин теснились вокруг стола, где возлежала женщина, единственной видимой частью тела которой являлись комично дрыгающиеся задранные ноги, обутые в высокие зашнурованные сапоги. В то время действительно была мода на такие сапоги, влияния которой не избежала и я, и мне не раз приходилось лежать на каком-нибудь столе обнаженной, но обутой тем не менее в эти самые сапоги (их было мучительно долго расшнуровывать), задирая ноги к небесам. Принимая все это во внимание, я тешила себя честолюбивой мыслью о том, что, вполне возможно, именно мой минималистский наряд и болтающиеся над мужскими головами ноги послужили источником вдохновения режиссера.
2
Эшанжисты — люди, обменивающиеся сексуальными партнерами. (Прим. ред.).
С беспримерным удовольствием, которое я испытывала во время продолжительных сеансов «У Эме», разложенная на краю большого стола, ослепленная резким светом качающейся лампы, освещавшей мое тело, словно бильярдное сукно, может сравниться только переполнявшее меня отвращение к путешествию, которое необходимо было проделать, чтобы туда попасть. Клуб находился далеко от Парижа, и, прежде чем оказаться под ярким светом лампы на столе, было необходимо пересечь жуткую темень леса Фос-Репоз, затем долго искать нужный дом, стоявший в глубине палисада, до боли напоминавшего мне его собратьев из пригорода, в котором я провела детство. Мне кажется, что для Эрика было большой радостью придумывать всяческие сюрпризы и неожиданности, поджидавшие меня затем в течение вечера, поэтому я никогда ничего не знала заранее о программе каждого конкретного сеанса. Так он создавал «романтическую» атмосферу. Впрочем, я играла свою роль, не задавая лишних вопросов. Но всякий раз, когда я понимала, куда именно мы направляемся, то ничего не могла поделать с непрестанно теребившим меня чувством легкой тревоги при мысли об ожидающей меня встрече с совершенно незнакомыми людьми, которая выдернет меня из кокона привычной действительности и реальности моего повседневного «я», а также — об огромной усталости, неизбежно наваливающейся на меня в конце. Это состояние родственно испытываемым мною чувствам в преддверии прочтения лекции — я знаю, что в такие минуты нахожусь в состоянии максимально-интенсивного сосредоточения и целиком во власти аудитории. У погруженной в полумрак публики в зале, точно так же как у мужчин в клубе, нет глаз, отсутствует лицо и, словно по мановению волшебной палочки, протянувшийся между тревогой «до» и усталостью «после» период полной опустошенности проходит незамеченным.