Сектант
Шрифт:
Братва поддержала почин невразумительным гулом, но продолжать не стала.
– Я вам батюшку обяжать! – погрозил палкой проходивший неподалеку мужик.
Толпа слегка сдулась. Видимо, их выступления взрослыми не поощрялись, можно было и той же палкой по хребтине огрести.
Рыжий, поняв, что концерт провалился, плюнул под ноги батюшке и прошипел:
– Когда ты уже сдохнешь, старый хрен?
Батюшка беззаботно прищурился:
– Каждый уходит к Богу в свой черед. Вот ты, например… – Конец трости указал на грудь главаря. –
Рыжий вздрогнул и попятился.
– А меня? – высунулся из-за плеча главаря губастый парень с наглой мордой.
– И тебя, – безмятежно проговорил священник, – вот он убьет.
Трость опять указала на рыжего.
Сергей машинально подсчитал: через двадцать лет – сорок пятый год. Не прожить эти двадцать лет, значит, где-то сорок третий – сорок четвертый. Ну да, немцы и убьют. Только зачем он своего дружка будет убивать? Непонятно…
Трость священника описала круг, как бы примериваясь, на кого еще послать мрачное пророчество. Парни отступали от нее, как от ядовитой змеи, круг расширялся. Наконец молодые люди не выдержали и начали расходиться. Последним остался стоять Рыжий, побледнел, на носу проступили веснушки.
– Посмотрим… – пробубнил он, резко развернулся и пошел прочь.
Батюшка преспокойно двинулся дальше. Сергей поплелся за ним.
Понятно, почему мужики за батюшку не заступились. Его, пожалуй, обидишь… Интересно, он просто пугал или правда будущее может предсказать? Случись такое раньше, Сергей только посмеялся бы, но сейчас, после попадания в прошлое, поверишь и в летающие тарелки, и в черта лысого с рогами… Одно дело, когда ты провалился в прошлое и теперь, воображая себя пророком, можешь хвастать перед слепыми предками знаниями о том, что будет. И совсем-совсем другое, когда ты сам сейчас услышишь собственную (не страны, не Сталина!) судьбу…
– Батюшка… – спросил Сергей, обмирая от возможного предсказания будущего. – Батюшка… А можешь… можете… А когда я…
– А тебе зачем? – усмехнулся своей хитрой улыбочкой священник. – Ты-то своей смертью умрешь…
Сердце подпрыгнуло и чуть не остановилось. Вот и поди пойми, то ли батюшка от старости плетет ерунду, то ли и правда будущее видит…
Задумаешься…
Странная парочка – старичок-священник и бородатый высокой парень с котомкой за плечами – пересекла площадь и подошла к длинному дому, стоявшему аккурат напротив церкви.
– Вот они, новая власть, – усмехнулся тонкими губами батюшка, – безбожники…
– Как же вы с ними уживаетесь? – Сергея поразил сам факт нахождения церкви и большевиков в одном поселке. А тут они вообще чуть не рядом стоят.
– Всякая власть от Бога… – Улыбка мешала понять, всерьез отец Афанасий говорит или шутит. – Одному – в утешение, другому – за прегрешения…
Сергей хотел было уточнить этот вопрос, но батюшка, продолжая добро улыбаться, развернулся и посеменил обратно к своей церквушке.
«Это что,
Над широкой дощатой дверью висел потрепанный, когда-то красный, а сейчас выгоревший до светло-розового транспарант с большими серо-белыми буквами: «Загорский волисполком».
Интересно, что это может значить? Понятно, что сокращение, вот только как это расшифровать?
Загадочный волисполком мысленно разбился на три части: «вол-испол-ком», Сергей задумался над значением каждой, и они тут же перемешались и превратились в «волис-полком». То есть какой-то загадочный Волис, видимо, командовал полком, запись о чем и оставил на транспаранте…
Сергей встряхнул головой, выкинул ненужные сейчас размышления и вошел внутрь.
Темный коридор тянулся вглубь, там изгибался хитрым углом и терялся из виду. До перелома в стенках виднелись в полумраке две двери: справа и слева. Обе абсолютно одинаковые: широченные, сколоченные из толстых досок, с двумя толстыми деревянными поперечинами и здоровенными деревянными ручками. Ну и в какую зайти?
Левая дверь хранила таинственное молчание, а вот из-за правой послышались некие звуки, бормотание, тихие ругательства. Может, заглянуть? Там явно кто-то есть…
Сергей потянул ее… Потом потянул сильнее… Потом дернул. Дверь сказала «чпок» и резко распахнулась.
Сумрачное помещение, слева стол, как и вся мебель здесь, сколоченный из толстенных досок. Столешница завалена бумагами, поверх которых скромно лежит револьвер. Почти точная копия трофейного, что в котомке. А может быть, и точная – в полумраке комнаты видно плохо. Стена за столом сплошь заклеена плакатами, выглядевшими, как страницы из комиксов (комиксы? у большевиков?). В глаза бросался один пожухлый плакат, на котором из-под розовой милой маски выглядывало огромное жирное мурло толстяка в цилиндре…
– Товарищ, вы по какому вопросу? – раздалось справа.
Сергей повернулся, у окна стоял…
Фашист?
По крайней мере, выглядел стоящий в точности, как гитлеровец в военных фильмах: начищенные сапоги, этакие забавные брюки, раздувающиеся по бокам парусами (га… галифе… кажется), белая рубашка с закатанными рукавами, широкие черные подтяжки… Сергей поднял взгляд выше. Лицо тоже соответствовало стереотипу: квадратная челюсть, светлые волосы (белокурая бестия), прозрачные глаза…
– Вам цего надо? – цокнул по-песковски «фашист», чем сразу разрушил образ оккупанта. Просто белобрысый парень, даже ненамного старше Вышинского, немного странно одетый…
– Чит… Изба-читальня… – пролепетал Сергей. Уж больно цепко вглядывался в него местный начальник. («Волис?» – мелькнула абсурдная мысль.)
– А… Направо по коридору вторая дверь.
Сергей повернулся к выходу…
– Стоять! Ты кто такой?
– Я, это… – забормотал немного испуганный Сергей, – из Козьей Горы…