Секториум
Шрифт:
Имо спал. Рыдать можно было безнаказанно. Я попала в ситуацию, когда и правда, лучшее, что я для него могу сделать, это умереть. Чтобы он мог жить в своей родной среде и воспитываться «престижно», как замыслил его отец. Чтобы он не томился здесь и не чувствовал себя брошенным там, а я не мучилась, глядя на все это.
«Может быть, — успокаивала я себя, — я опять преувеличиваю масштаб трагедии? Может, это самое «обстоятельство» подрастет, окрепнет, да и даст по башке каждому, кто посмеет со мной говорить в таком тоне?» Только прежде надо было дожить до
Когда вернулся Миша, побритый и посвежевший, я совсем успокоилась.
— Опять пожрать нечего? — догадался он. Вынул из холодильника морковку, стал ее грызть, но тут заметил розовую смесь. — Что за говно у тебя в миксере?
— Имкина пища, — ответила я.
Миша запустил пятерню в Имкину пищу.
— Оставь ему на утро что-нибудь.
— Ты чего такая злая, мамаша? — удивился он, облизывая палец. — Обычно на женщин такое событие действует умиротворяюще.
— Положи Имкин завтрак, сказала!
Миша сел напротив меня за стол.
— Что стряслось, пока я принимал душ? Что я, не схожу на базар за клубникой? Эй, что с тобой?
— Ничего. Это моя жизнь, и ты не будешь ею распоряжаться.
Такой «репризы» я сама от себя не ожидала. Мишины зеленые глаза выпучились, как две виноградины. А я в секунду смирилась с тем, что нам с Имо придется жить на необитаемом острове, добывая себе пропитание охотой на черепах.
— Какая муха тебя покусала, я спрашиваю? — еще больше удивился Миша. — Я что, виноват, что Птицелов тебя поимел? Или, думаешь, ты одна такая? Да, выйди на улицу, старуха! Каждый второй мужик… Тебя хоть не шантажировали и денег из тебя не качали. Привезли и на, получи.
— Никогда не думала, что со мной может произойти что-то подобное.
— Она не думала! — передразнил Миша. — Женщины разве думают? Они залетают и бегом рожать, а думать приходится мужику! Он же и виноватым в итоге получается. А она кто? Она святая! Значит, то, что сделал с тобой Птицелов, ненормально, а то, что с нами делают бабы… Давай теперь, посиди в нашей шкуре…
Смутные подозрения зародились в моей душе. Уж больно прочувствованной показалась мне Мишина речь, уж больно от сердца.
— Ты что ли, — спросила я осторожно, — тоже папаша?
Миша тяжко вздохнул и закатил глаза в потолок.
— Чаю хотя бы дала…
— Ты серьезно? — я поднялась ставить чайник, не спуская глаз с его растерянной физиономии.
— У тебя хоть пацан, — жаловался он. — А у меня что?
— А что у тебя?
— Девчонка, что же еще?
— От кого, если не секрет?
— Да, блин! — Миша почесал затылок и снова уставился в потолок. — От Анжелочки, конечно. От кого же еще? Я ж имел дурость с ней обвенчаться. Хорошо, до загса опомнился.
— Обвенчался? Ты, нехристь?
— Где на мне написано, что я нехристь?
— И сколько ей?
— Кому?
— Дочке твоей?
— Год будет. Я ж еле ноги унес. Я ж думал, эта дура аборт сделает. Бац! Узнаю…
— Ты для них деньги занимал?
— Ну! Они с мамашей меня как взяли за жабры. И в суд, и в милицию… засаду на
— Ну, ты, однако, свинья!
— Я не свинья, а козел! — напомнил Миша. — А они на моем фоне святое семейство великомучениц. Представляешь, что придумала ее мамаша? Она ночью по моим карманам шарила, искала телефоны, по которым можно справки обо мне навести. Можешь себе представить? Я говорил Анжелке: «Давай, куплю тебе хату!» Она не хочет. «Мать, — говорит, — больная. За ней смотреть надо». Да за ней санитары в дурдоме должны смотреть! — разошелся Миша. — Я еле уговорил ее переехать, елки зеленые, только снял квартиру, только договорился с хозяйкой… Представь себе, залетает ее мамаша в чужое жилье и начинает орать: «Смотри, чем тут занимается твой муженек!»
— Дай-ка я догадаюсь. Вы с хозяйкой квартиры сидели голые на кровати?
— Так ладно бы на кровати, а то ведь на кухне! Чай пили. Я вполне был одет. Классная баба, между прочим, уезжала к мужу за границу. Трехкомнатную квартиру оставляла нам с полной мебелировкой.
— Она сидела у тебя на коленях?
— Она пекла блины. Так, утро уж было, Ирка! Восемь часов утра! Какой секс, когда на кухне блинчики с мясом? Не маньяк же я. Эта стерва истерику закатила, и Анжелку настроила. Я ж не думал тогда, что они оставят ребенка. А они оставили. Думаешь, для чего? Денежки из меня тянуть.
— Она на тебя похожа?
— Кто?
— Дочка, кто же еще?
— Что там может быть похоже? Я видел ее один раз в коляске издалека. Что там разглядишь? Они мне видеться с ней запретили. Думали, я зарыдаю. Очень надо! Ладно бы пацан был, а то девчонка. Я понятия не имею, как с ними обращаться, с этими детьми. Тем более с девочками. Я девочек воспринимаю только после восемнадцати.
— Как ее зовут?
— Бог ее знает!
— Ну, не перегибай. Не поверю.
— Скажи мне, Ксюха — что за имя? Это Оксана или Ксения? Объясни мне популярно.
— Не знаю.
— И я не знаю.
— Что ж теперь, так и не узнаешь?
— Разве что, бумага на алименты придет… — рассудил Миша. — Я им сто пятьдесят тысяч баксов отгрузил. Договорились, все! Они ко мне претензий не имеют. Что ты думаешь, первым делом сделала мамаша? Поехала в Германию лечить свой ревматизм. На воды, видишь ли, плешивая корова подалась. Ей надо голову лечить в «Кащенко»! То есть, в ваших… «Новинках». Ведьме старой! Водами ее не проймешь. Я бы ей выписал гильотину!
— Ты не только свинья, но еще и дурак?
— А что мне делать? Объясни, что бы ты сделала на моем месте? Я из-за них в Минск выйти не могу. Они меня со всех сторон обложили. Не удивлюсь, если через год опять начнут качать из меня деньги. Так что учти, если вдруг завалят к тебе в избушку, ты меня не знаешь.
— Ну, конечно…
— Я уехал в Бразилию и залез на пальму.
— Даже не мечтай, — заявила я. — Как только завалят, выдам тебя с потрохами. Тепленького. Предупреждаю.
— И ты из той же банды?