Селеста, бедная Селеста...
Шрифт:
У меня упало сердце. Кажется, в таких случаях принято говорить «сердце ушло в пятки». В моем случае сердце до пяток не дошло. Оно гулко билось в желудке. Я приложила руку к пульсирующему желудку и ощутила подступающую тошноту.
Мы стояли посередине узкой пешеходной дорожки. Мимо шли люди, они толкали нас, ворча. Какой-то дядька особенно ощутимо толкнул меня в спину, просипев:
— Чего застряли посередь улицы? Людям не пройтить.
Он ушел, унося запах перегара, дешевого табака и едкого пота, а я от толчка не устояла на ногах, пошатнулась. Дима обхватил
На моих лопатках вздрагивали сильные пальцы, такие горячие, что прожигали меня насквозь. Мое ухо слушало биение Диминого сердца, мое собственное сердце по-прежнему помещалось в желудке. И все-таки я почувствовала облегчение. В таком положении я избавлена от необходимости видеть серые прищуренные глаза. Получив передышку, я лихорадочно обдумывала сложившуюся ситуацию. Найдя, как мне показалось, веский аргумент, я подняла левую, свободную от сумки руку, с трудом протиснула ее между нашими прижатыми друг к другу грудями и нажала ладонью на Димино плечо, пытаясь его отодвинуть. Очень неохотно Дима слегка ослабил хватку.
Я глубоко вздохнула и, пристально разглядывая пуговицу, торчащую прямо перед моими глазами, спросила:
— Как же мы можем пожениться? Мы ведь даже ни разу не целовались по-настоящему.
Я постаралась, чтоб мой голос прозвучал с легкой насмешкой и даже хихикнула в конце. Получилось фальшиво, Дима легкости не принял, переводить разговор в шутку не пожелал.
— Дело только в этом? — деловито осведомился он. — Это легко поправить.
Я снова на миг оторвалась от земли, а когда приземлилась, оказалась развернутой на 180 градусов и влекомой сильной рукой, плотно обхватившей мою талию.
Дима полудовел, полудонес меня до ближайшего двора, где сразу же свернул на детскую площадку. Площадка в этот час пустовала. Мы не останавливаясь достигли грибочка. Дима с разбегу плюхнулся на опоясывающую столб, обозначающий ножку грибка, скамейку и дернул меня за руку.
Я почувствовала боль в ягодицах от стремительного соприкосновения с доской. Моя голова дернулась, я закрыла глаза, не в силах восстановить дыхание.
Несколько справившись с собой, я открыла глаза и немедленно закрыла их снова. Димино лицо оказалось так близко от моего, что я не увидела его целиком, только губы, и эти губы, приоткрытые, влажные, приближались и приближались.
Влажные ладони обхватили мое лицо. Мне стало неприятно. Но это ощущение длилось недолго. Мои губы накрыли чужие незнакомые губы. Я рванулась, пытаясь освободиться. Движение было скорее рефлекторным, я сразу осознала его ненужность и прекратила сопротивление.
Что-что, а целоваться Дима умел. Не то что я. Я позволила его рту делать с моим что угодно, даже не пытаясь отвечать. Сначала Димины губы нежно касались моих, потом... Потом... Это описывается в миллионах любовных романов. Но со мной-то подобное происходило впервые. Никто никогда так не целовал меня.
Когда
Поцеловав меня, он уже не мог остановиться. Узнав вкус его поцелуев, я хотела их снова.
Не знаю, как долго мы шли по улице.
Массивная дверь закрылась за нами. В полутемном холле царили тишина и прохлада. Туман рассеялся у меня перед глазами, я начала приходить в себя. С недоумением глядя на широкую мраморную лестницу, я остановилась у ее основания.
— Подожди, — попросила я Диму, — давай поговорим.
— О чем? Аленька, о чем говорить?
Он снова обхватил ладонями мое лицо, нагнулся, близко глядя в глаза. Я поразилась необычайно яркой синеве его глаз, не сознавая, что делаю, потянулась к красным опухшим губам и забыла все возражения. Говорить стало не о чем.
И опять Дима не мог остановиться. Я прижималась к нему всем телом, сцепив ладони на узком затылке. Диму била крупная дрожь. Она передалась мне. Я пропадала. И Дима пропадал. Мы оба понимали это. И тут помощь пришла откуда не ждали. Краем сознания я уловила постороннее присутствие. Отстранившись от разгоряченного мужского лица, я посмотрела вверх и увидела целых два женских.
Две немолодые женщины свесились через перила и с веселым любопытством наблюдали за нами.
Мои щеки залила горячая краска, от стыда я спрятала лицо на Диминой груди. Дима же, обнимая мои плечи, без тени смущения поведал о цели нашего прихода.
Тетки поманили нас наверх. Держась за руки, мы поднялись по лестнице. Нам открылся красивый аванзал с несколькими высокими дверями и кожаными диванами вдоль стен.
Дима забрал мой паспорт и вместе с тетками скрылся за одной из дверей. Я опустилась на ближайший диван. Так я и сидела, и у меня не было никаких мыслей и чувств. Просто растение какое-то. Цветок. Невеста. Есть такой комнатный цветок — невеста, низкий, круглый, весь покрытый белыми цветами. А еще такой же цветок, покрытый синими или фиолетовыми цветами. Он называется жених.
Жених и невеста. Эти два цветка стоят на окне в кухне Катиной бабушки. На моей памяти Катина бабушка несколько раз пересаживала их. Последний раз я видела их цветущими в облитых глазурью новых керамических горшках. Горшки изготовила Катька у себя в институтских мастерских.
Раньше я часто бывала у Катькиной бабушки. А потом поняла, что она меня не любит, и перестала бывать. Я как-то однажды поняла, что она меня не любит. Очень не любит. Сначала я расстроилась и все старалась вспомнить, что я сделала не так? А потом забыла о бабушке. Перестала у нее бывать и забыла. Ну, не совсем, конечно. Сначала старалась не вспоминать. А потом просто не вспоминала.