Селестинские пророчества
Шрифт:
Пройдя еще сотню метров, за поворотом я услышал рев двигателей. За деревьями показалась колонна военных машин, которые быстро приближались. На какое-то мгновение я заколебался, полагая, что можно было бы и не отступать, но потом вспомнилась вся эта жуткая стрельба на склоне.
Времени осталось только на то, чтобы метнуться с дороги вправо и залечь. Мимо пронеслось десять джипов. Место, где я укрылся, было совершенно открытое, и оставалось лишь надеяться, что никто не посмотрит в мою сторону. Машины промчались метрах в шести: меня обдало выхлопными газами, и можно было
К счастью, никто не обратил на меня внимания. Когда машины были уже далеко, я ползком пробрался за большое дерево. Руки тряслись, а от ощущения покоя и сопричастности не осталось и следа. Внутри все опять сжалось от уже знакомого чувства страха. Наконец я крадучись снова вскарабкался на полотно дороги. Но опять донесся рев моторов, и я кубарем скатился по склону, а мимо на полном, ходу промчались еше два джипа. Подступила тошнота.
На этот раз, возвращаясь туда, откуда пришел, я держался подальше от дороги и передвигался с большой опаской. Показалась дорога, ведущая вниз. Сперва напряженно прислушавшись, я решил пройти лесом рядом с ней и, срезав угол, спуститься назад в долину. Тело снова налилось тяжестью. Ну чем я занимаюсь, спрашивал я себя. Зачем меня понесло на дорогу? Должно быть, я не в себе, еще в шоке от той стрельбы, еше нахожусь в какой-то эйфории. Надо взять себя в руки, решил я. Необходимо соблюдать осторожность. При малейшей оплошности тебя могут здесь убить!
Я замер. Впереди, метрах в тридцати, сидел священник. Он расположился под огромным деревом, окруженном валунами. Пока я стоял, уставившись на него, он открыл глаза, и его взгляд упал прямо на меня. Я отпрянул, но он лишь улыбнулся и сделал мне знак подойти.
Я с опаской приблизился. Он сидел не шевелясь – высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные волосы подходили по ивету к его карим глазам.
– Похоже, вы нуждаетесь в помощи, – заговорил он на прекрасном английском языке.
– Кто вы? – спросил я.
– Я – падре Санчес. А вы кто?
Я объяснил, кто я и откуда, и, пошатываясь, опустился на одно колено, а потом тяжело осел на землю.
– Вы были в Кула, когда все это случилось? – спросил он.
– Что вам об этом известно? – осторожно осведомился я, не зная, можно ли доверять священнику.
– Я знаю, что кое-кто в правительстве пышет злобой, – проговорил он. – Они не хотят, чтобы Манускрипт был предан гласности.
– А почему?
Падре поднялся и взглянул на меня сверху вниз:
– А почему бы вам не пойти со мной? Ло нашей миссии всего полмили. V нас вы будете в безопасности.
Я с трудом встал на ноги и, понимая, что выбирать не приходится, кивнул в знак согласия. Падре Санчес неторопливо пошел по дороге, обращаясь со мной почтительно и непринужденно. Он взвешивал каждое слово.
– Военные все еще разыскивают вас? – спросил он между прочим.
– Не знаю.
Несколько минут он молчал, а потом спросил:
– Вы ищете Манускрипт?
– Больше уже не ищу, – проговорил я. – Сейчас я хочу лишь пережить все это и уехать домой.
Священник ободряюще кивнул, и я почувствовал, что начинаю
Внутри была небольшая гостиная и две спальные комнаты. В камине горел огонь. Вскоре после нас вошел еще один священник, в руках у которого был поднос с хлебом и супом. Я поел, превозмогая усталость, а Санчес в это время вежливо сидел рядом на стуле. Затем по его настоянию я растянулся на одной из кроватей и погрузился в глубокий сон.
Утром, проснувшись и выйдя во двор, я тут же обратил внимание на царившую там безупречную чистоту. Гравийные дорожки были размечены ровно посаженными кустами и живыми изгородями. Казалось, все устроено так, чтобы в полной мере подчеркнуть их естественные очертания. Ни одно растение не было подстрижено.
Я потянулся, и тогда напомнила о себе накрахмаленная рубашка. Она была сшита из грубой хлопчатобумажной ткани и немного натирала шею, хотя была свежая и только что отглаженная. Когда я некоторое время назад проснулся, два священника налили в таз горячей воды и принесли чистую одежду. Помывшись и одевшись, я прошел в другую комнату и обнаружил на столе горячие булочки и сушеные фрукты. Я жадно набросился на еду, а священники стояли поодаль. После завтрака они ушли, а я вышел на улицу.
Подойдя к одной из каменных скамей, обращенных во двор, я сел. Солнце только поднималось над кронами деревьев, и я ошушал на лице приятное тепло.
– Как спалось? – послышался сзади чей-то голос. Обернувшись, я увидел падре Санчеса, который стоял вытянувшись как струна и смотрел на меня сверху вниз.
– Очень хорошо, – ответил я.
– Позвольте присоединиться к вам?
– Конечно.
Несколько минут мы оба молчали. Молчание так затя-нулось, что я почувствовал себя неловко. Я не раз бросал на него взгляд, готовясь что-нибудь сказать, но он продолжал смотреть на солнце, чуть склонив голову набок и прищурившись.
В конце концов он заговорил:
– Чудесное место вы здесь нашли. – Надо полагать, он имел в виду эту скамью в этот утренний час.
– Послушайте, – обратился я к нему, – мне нужен ваш совет. Как для меня безопаснее всего вернуться в Штаты?
Священник серьезно взглянул на меня:
– Не знаю. Это зависит от того, насколько опасным человеком вас считают власти. Расскажите, как вы оказались в Кула.
Я рассказал ему все, начиная с того момента, когда я впервые услышал о Манускрипте. Моя недавняя эйфория на вершине казалась теперь надуманной фантазией, поэтому я лишь вкратце упомянул о ней. Однако Санчес тут же стал расспрашивать об этом.