Сельская учительница
Шрифт:
В учительской Валентина увидела Люсю Иващенко — стройненькую, хорошенькую, почти неузнаваемую. Она была с опрятной высокой прической, в нарядном сиреневом платье, в туфельках на тонком каблучке. Вытянувшись, девушка стояла перед завучем. Чуть поодаль на стуле сидел директор, поглядывая на синеватое окно.
— Ты понимаешь свою ошибку, Иващенко? — сурово допытывалась Марфа Степановна.
Валентина всполошилась — что натворила девушка? Неужели десятиклассники опять отличились?
— Как ты посмела, Иващенко, кто тебе дозволил появляться на школьном
Люся Иващенко отчужденно взглянула на Валентину и молча вышла.
— Валентина Петровна, вы разве не объясняли классу, в каком виде являться, как вести себя на вечере, посвященном годовщине Октября? Не понимаю, как можно проявлять такое благодушие, — упрекала завуч.
— Я тоже не понимаю, Марфа Степановна, как можно прогонять ученицу с вечера, — сдержанно ответила Валентина.
— Это кто же вам сказал, что я прогнала ее?
— Вы не разрешили Иващенко быть среди друзей, потому что она пришла не в том наряде. Можно было бы сделать замечание после, зачем же портить человеку настроение.
— Еще чего не хватало! Порядок нужен, а не настроение.
— Вы оскорбили девушку, унизили ее человеческое достоинство! — гневно выпалила Валентина.
— Товарищ Майорова, вы хоть думайте, что говорите! — повысила голос Марфа Степановна.
— Не стоит мелочи превращать в трагедии, — вмешался директор. Когда Валентина вышла, он резко сказал завучу: — И зачем вы прицепились к Иващенко. На танцы в Дом культуры они же не в школьной форме ходят!
Марфа Степановна снисходительно усмехнулась.
— Николай Сергеевич, я думаю, мы с вами хорошо понимаем разницу между школой и Домом культуры. Школа есть школа, и мы не можем позволить…
После доклада историка Назарова о годовщине Октября выступали школьные артисты — читали стихи, пели, отплясывали под баян учителя пения Садкова. Музыкант то и дело нетерпеливо посматривал на часы. Он приглашен с баяном на свадьбу, и этот ученический вечер ему, как нож в горле. Окончив короткий концерт, учитель сунул баян в футляр.
— Сыграйте нам «Амурские волны», — упрашивали Садкова ученицы.
— У вас есть пластинки, крутите себе на здоровье, — ответила супруга учителя — дородная краснощекая женщина. — Идем, нас ждут, — сказала она мужу-музыканту.
— Вот образчик «эстетического» воспитания. Девочки просили поиграть, а Садков спешит на свадьбу деньгу зашибать, — бросил Василий Васильевич, провожая глазами музыканта.
— Но почему же не возмущается Марфа Степановна? — спросила Валентина.
— Нет нарушения. Садков не классный руководитель, значит, ему не обязательно присутствовать на вечере. Он свое сделал — кое-как выступил с ребятами — и свободен, и Марфа Степановна спокойна. Все по закону!
Танцевали под радиолу. Ребята затеяли игру в почту. Валентина тоже приколола к голубому платью номерок. В поте лица трудились «почтальоны».
— Валентина Петровна, вам письмо!
Она развернула записку и прочла: «Раньше нравилась девушка в белом, а теперь я люблю в голубом». Ни
К Валентине подошла Аня Пегова — не по-праздничному серьезная, чем-то расстроенная.
— Валентина Петровна, скажите, почему Люсю Иващенко прогнали с вечера? — спросила она.
— Танцуйте, Аня, мы потом поговорим, — ответила Валентина.
А что она скажет Ане Пеговой потом? Заявить, что Марфа Степановна была не права, превысила свою власть, она не может, не имеет права: есть какой-то учительский этикет, запрещающий подобные откровенные высказывания. Ох эти этикеты, из-за которых люди чаще всего кривят душою, говорят не то, что думают…
— Валентина Петровна, разрешите пригласить вас на танец, — сказал директор.
Она согласилась. К ее удивлению Николай Сергеевич отлично танцевал.
— Люсю Иващенко не видели? — тихо спросил он.
— Нет. Она не пришла и не придет.
— Упрямая девчонка.
— Николай Сергеевич, скажите, неужели Марфа Степановна права?
— Видите ли, и да и нет, — неопределенно ответил он.
— Мне кажется — нет. Я думала, вы вмешаетесь.
— Директор и завуч должны поддерживать друг друга, иначе работа пойдет кувырком.
— Поддерживать, даже если тот или другой не прав?
— Для пользы дела иногда бывает и так.
Праздничное веселье продолжалось своим чередом. Трудились «почтальоны». Василий Васильевич зазывал желающих приобретать пятикопеечные лотерейные билеты, искушая школьников самым заманчивым выигрышем — плиткой шоколада.
— Разрешите пригласить вас на вальс, — попросил историк Назаров.
Валентина пошла танцевать с высоким и не очень-то ловким Назаровым. Иван Константинович принарядился — на нем темно-синий костюм с широковатыми, по давней моде, брюками, белая рубашка с галстуком.
— Вы сегодня нарядились до неузнаваемости, — с улыбкой заметила Валентина.
Иван Константинович тоже улыбнулся.
— Если зайца бить палкой по голове, он, говорят, научится зажигать спички. Замечания ваши, как видите, достигли цели, я уже почти франт…
Вообще историк Назаров нравился Валентине — и учитель хороший, и человек отзывчивый, доброжелательный. Она приглашала его к себе на уроки. Он ходил, многое подсказывал ей, подбадривал.
Танцуя с Иваном Константиновичем, Валентина оглядывала зал и не видела своих десятиклассников, то были здесь — танцевали, играли в почту, покупали у Василия Васильевича лотерейные билеты — и вдруг исчезли, у окна только стояла староста Вера Побежимова, ожидая кого-то. После танца Валентина хотела подойти к ней, спросить, где ребята, но Вера сама подошла, сказала: