Семь божков несчастья
Шрифт:
— Депутат, — презрительно пояснила Лизавета и добавила: — Козел старый!
Шофер кивнул, словно соглашаясь, но на его лице ясно читалось непонимание: как будто депутат не может быть мужем, даже если он старый козел.
— Кстати, Виталия, а почему мы едем домой? У нас ведь еще один адресочек имеется, — вспомнила вдруг Лизавета.
— Завтра съездим. Поздно уже, да и устала я что-то…
Лизка хмыкнула, но больше с вопросами не лезла, что дало мне возможность сосредоточиться на дороге, а заодно хорошенько раскинуть мозгами. Но, как известно, качественно делать сразу несколько дел одновременно мог только Юлий Цезарь.
Прощаясь у ворот дома, Анатолий смотрел на меня с непонятным томлением, что заметила даже Лизавета. Многозначительно похрюкивая, она с интересом наблюдала за сценой прощания. Мне хотелось побыстрее оказаться с подругой наедине, чтобы наконец поведать ей о звонке, обменяться мнениями и, возможно, послушать мудрого совета. Поэтому прощание вышло несколько скомканным. Я быстро продиктовала Анатолию свой телефон, «забила» в мобильник его номер и, мило улыбнувшись, потащила все еще ухмылявшуюся Лизавету к себе в комнату.
По пути наверх мы наткнулись на Клару Карловну. Выглядела она, мягко говоря, утомленной бурной жизнью. Завидев нас, домоправительница слегка побледнела, зато Лизавета искренне обрадовалась встрече.
— Добрейший вечерочек, Клара Карловна! — сладким голосом сирены-искусительницы пропела подруга и расплылась в широкой улыбке. — Как ваше драгоценное здоровьице? Уже не тошнит?
Бледность Клары Карловны стала совсем уж неприличной. Наверное, ей страстно хотелось двинуть Лизке по шее и подробно рассказать о своем самочувствии, но дама справилась с эмоциями, хотя не без труда, и, не разжимая челюстей, процедила:
— Ужин через час. Прошу вас не опаздывать! — с этими словами Клара Карловна гордо удалилась. Удивительным образом даже ее неестественно прямая спина демонстрировала холодное презрение.
— Вот кикимора, — хихикнула Лизавета.
Едва мы очутились у меня в комнате, я отчего-то шепотом рассказала Лизке о недавнем звонке.
— А я ведь и правда подумала, что Ашот звонил, — призналась Лизавета. — Чего врать-то было?
— Не хотелось при Анатолии… распространяться, — слегка смутилась я.
— Тоже верно. Что будем делать? — после недолгого молчания озадачилась подруга.
Я пожала плечами:
— Выполнять инструкции, что же еще. Иначе «бошки оттяпают». Ну, ты в курсе…
Подружка долго смотрела на меня каким-то жалостливым взглядом, после чего неожиданно призналась:
— Вот за что я тебя люблю, Виталия, так это за то, что ты рождаешь во мне искреннее чувство.
— Чувство любви? — растерялась я.
— Нет, чувство противоречия: ты в самом деле такая дура или прикидываешься?
— Раньше была умной, а теперь вдруг дурой сделалась. С чего бы это? — Я посчитала, что имею полное право обидеться, поэтому надула губы и часто-часто заморгала, будто отгоняя набежавшую слезу.
— С того самого! Ты что, серьезно собралась выполнять эту дурацкую инструкцию?
— Ну да, разумеется. Надо же окончательно во всем разобраться. И потом выбора, как я понимаю, у меня все равно нет.
— Вот-вот, дура и есть! Это ж надо! Собралась в Битцевский парк, да еще ночью. Очень здорово, а главное, архимудро! А то, что там под каждым кустом по маньяку пристроилось, так это все фигня, правда? Мы смелые, ничего и никого не боимся!
— Ты зря сомневаешься в моих умственных способностях, — спокойно заговорила я. — Хотэя я с собой не возьму, а поэтому со мной ничего не случится.
— Да ты что?! И почему же, интересно знать?
— Им нужна не я, а Хотэй. Если со мной произойдет какой-нибудь… э-э… несчастный случай, то кто ИМ отдаст нэцке? Ты? Вряд ли, потому что даже ты не знаешь, где он спрятан. Так что убивать меня смысла нет. Меня еще будут беречь, как достояние республики. Поэтому, моя дорогая подружка, я сегодня спокойно отправлюсь в Битцевский парк и наконец узнаю врага в лицо.
Негодование с Лизаветы слетело, уступив место заинтересованности, и после напряженных размышлений она твердо заявила:
— Хорошо. Тогда я поеду с тобой.
— Исключено. Мне велели прийти одной.
— У тебя точно с головой не все в порядке! — совсем по-бабьи всплеснула руками Лизавета, принимаясь кружить по комнате. — Одна, ночью, в Битцу! Да это же… Это же… Форменное самоубийство! Даже если наши супостаты тебя и не прикончат, то где гарантия, что не отыщется настоящий маньяк? Ты вообще-то телевизор иногда смотришь?
— Конечно. Есть сериалы, которые мне нравятся.
— Сериалы! Ну, разумеется, а что же еще может смотреть умная интеллигентная девушка? Бразильские сериалы про вечную любовь. Ну, в крайнем случае, «Спокойной ночи, малыши» — там одни положительные эмоции и сказки. А «Новости» посмотреть слабо?
— Нет… — натиск Лизаветы малость удивлял. Я в самом деле не люблю смотреть телевизор, а уж «Новости» в особенности, потому что они здорово напоминают криминальную хронику и волнуют меня несказанно. Лизка, любительница экстрима, напротив, обожала всю «чернуху», льющуюся с экрана, и всегда была в курсе последних событий.
— Так вот, радость моя, да будет тебе известно, что буквально на днях доблестная милиция сподобилась поймать маньяка, действующего в Битцевском парке вот уже лет семь. Убивал всех подряд, а особей женского пола, независимо от возраста, предварительно насиловал в извращенной форме. Чикатило в сравнении с этим парнем — желторотик, салага, невинный младенец…
Чем больше доводов приводила Лизавета, тем больше я уверялась в правильности принятого решения. И дело вовсе не в моем упрямстве или отчаянной храбрости. Если меня убить не посмеют, то Лизку запросто уберут как ненужного свидетеля или в качестве устрашающей меры, направленной на мое воспитание. Подруга у меня одна, и рисковать ее жизнью я не имею права. Лучшее и относительно безопасное место для нее сегодня ночью — это дом Джона. Хотя и здесь нельзя чувствовать себя полностью защищенной, но это все же лучше, чем Битцевский парк. Поэтому, когда Лизка взяла театральную паузу в своем возмущенном монологе, я обняла ее за плечи, чмокнула куда-то в ухо и тихо, но тоном, не допускающим возражений, произнесла: