Семь дней кошмара
Шрифт:
– Чего придумаете, отец с меня шкуру спустит, хоть домой не иди.
– Да прекращай ты, сейчас пойдем вместе к твоему отцу и всё ему расскажем, – предложил Мишка.
– Конечно пойдем, – поддержал его Генка. – Птичек – то больше не чем ловить.
И три незадачливых охотника за птицами побрели по направлению к городу, не подозревая о том, что рок уже безжалостно навис над одним из них, а так же о том, что произойдет с ними совсем скоро.
Собачий вой
Гром
– О господи, гроза чтоль? – пробормотал он сонно, глянув в небольшое оконце сторожки. Рука его автоматически потянулась к недопитой с вечера бутылке. Лишь выпив пол стакана и утершись рукавом, он окончательно пришел в себя и подошел к окну. Гроза, не смотря на гром, не начиналась. Туч, как ни странно не было и луна светила во всю, освещая своим мистическим сиянием большое множество оградок, крестов и звездочек вверенных под охрану Егорыча.
– Что такое, гром, а туч нету. Ну и ну. Луна светит, как проклятая, – бормотал Егорыч. – Пусть бы уж дождь пошел что-ли. Оно так и лучше, от дождя все воры разбегутся, – продолжал он, имея ввиду кладбищенских воров не брезговавших подобным способом наживы.
Эта привычка – поговорить в слух, сам с собой, появилась у него лет восемь тому назад, когда он схоронил жену оставшись на этой земле совсем один. Дети их, повзрослев, давно уже разлетелись по земле в поисках легкой жизни, и напоминали о себе лишь редкими открытками и телеграммами. Так и остались одни Егорыч и Любовь Власьевна коротая вдвоем длинные вечера, пока не пробил ее час и не отправилась его Любушка туда откуда не возвращаются.
Схоронил ее Егорыч честь по чести, да сам тут же на кладбище и устроился сторожем. "Всё поближе к Любушке моей", – говаривал он: “Я ее покой охраняю, а она мне место значит, стережет. Жили рядом значит, и помрем, а как же."
Так и зажил Егорыч на кладбище, все реже и реже навещая свою городскую квартиру, где ему теперь было неуютно и одиноко.
И к вину Егорыч пристрастился. прийдет бывало на могилу, к старухе своей, и начинает с ней разговаривать, будто живая она, Любушка его, и не умирала ни когда, а сидит рядом с ним на скамейке и слушает, привычно положив руки на колени.
Егорыч уже собирался опять было залечь, как вдруг, до него донеся вой его собаки, с которой он всегда нес свою круглосуточную вахту.
Выла она, так странно и дико, что мурашки побежали по спине.
Егорыч вновь посмотрел в окно. Собака спрятавшись где-то между могилками продолжала истошно выть. Что-то невыразимо жуткое было в этом вое, заставлявшем сердце сжаться от предчувствия чего-то не доброго закрадывающегося в душу.
Водрузив на голову свою старую шляпу и захватив на всякий случай ружьё, Егорыч вышел из сторожки.
Его встретила жуткая, все подавляющая тишина, ни дуновение ветерка, ни шум листвы, ни пение сверчков не разрушали
Егорыч собрался было зайти обратно в сторожку, как вновь невыносимо дико завыла собака.
– Прибой, Прибой! – позвал ее Егорыч, но вой не прекратился, а напротив, зазвучал еще сильнее, словно желая предупредить хозяина об опасности нависшей над ним.
– Вот брехливый пес, – проворчал Егорыч. – Где ты там прячешься, хвост репейный.
Решив узнать, что так могло, напугать его смелого Прибоя, Егорыч отправился на его поиски. Ему странно было даже подумать, что Прибой вообще мог чего-нибудь испугаться. Эта помесь дворняги и немецкой овчарки величиной с теленка вооруженная зубастой акульей пастью сама могла напугать кого хочешь, но напугать самого Прибоя мог разве, что мчащийся на всех парах паровоз.
Егорыч уж порядочно удалился от сторожки когда вой неожиданно смолк. Старик остановился озираясь по сторонам:
– Прибой, где ты тут ?
В ответ ни звука.
– Прибой, поди сюда, кому говорю!
Тишина.
– Ты чего замолчал ? – Тут вдруг Егорыч почувствовал совсем не летний холод, и запахнулся в свою куртку. – Чего-то похолодало вдруг ?
Он уже хотел было вернуться в сторожку, как вдруг, совсем рядом услышал звук шагов. Прислушавшись, определил, что это не мог быть его Прибой. Кто-то шел через кладбище.
Хотя луна и светила достаточно ярко, заплутать в хитросплетениях кладбища можно было и днем. Поэтому Егорыч решил встретить путника и проводить, а заодно, если повезет и табачком разжиться.
– Эй! – крикнул он. – Кто тут ходит?
Звук шагов не прекратился, но и ответа не последовало. Поправив на плече ружьё Егорыч пошел на звук шагов. Обогнув высокую оградку он увидел удаляющийся мужской силуэт.
– Я, это, говорю, не заблудитесь один, дорогой товарищ? – громко спросил Егорыч.
Незнакомец остановился, но не обернулся. Старик стал приближаться к нему.
– Кладбище, говорю, у нас большое. Заплутать, значит, не долго – таким же бодрым голосом продолжал Егорыч, – а я тут сторожем работаю, все выходы знаю, так, что могу проводить, если что. А вам, товарищ, в сторону города надо?
Уже не больше трех шагов разделяли их, но незнакомец все еще стоял спиной к Егорычу, как бы не решаясь повернуться.
– Да, вы не беспокойтесь. Если, что …
Неоконченная фраза повисла в воздухе. Незнакомец резко повернулся к нему. В тоже мгновение на абсолютно безоблачном небе сверкнула молния, и на мгновение стало светло, как днем.
Жуткие кладбищенские тени словно испугавшись этого внезапного яркого света шарахнулись в разные стороны. Нескольких светлых секунд хватило Егорычу чтобы хорошо рассмотеть незнакомца. То, что он увидел перед собой, заставило его в ужасе отшатнуться, ноги стали вдруг ватными, отказываясь подчиниться.