Семь дней по лунному календарю
Шрифт:
Король, как всегда, разделся сам. Наложница уже ждала его в постели. Это была старейшая из наложниц, знавшая еще предыдущего Короля, но, почему-то, не ушедшая с ним из королевского дворца. Она была года на три-четыре старше Короля и относилась к нему с материнской нежностью. Но дело свое знала хорошо. Предыдущий Король был чудак, поэтому кожу рук и ног наложницы украшали замысловатые узоры многоцветной татуировки.
Перевернувшись на спину, Король скользил взглядом по росписи потолка. В голове теснились идеи. День прошел великолепно. Весь день он провел с карандашом в руке... А если... Голос наложницы не должен оскорблять слух Короля,
– Ты умеешь писать?
– неожиданно спросил он. Наложница приподнялась на локте, дернула за шнур, и плотные складки занавеса отгородили кровать от остальных покоев. Король почувствовал, как в темноте ее рука нащупала его ладонь. Тонкий палец с перламутровым ногтем провел несколько линий по ладони. Король не сразу понял, что это буквы.
Вот он, родник информации! Глоток свежего воздуха! И так просто!
– Все наложницы умеют писать?
– "Нет".
– Научи всех.
– "Ты нас погубишь".
– Почему?
Вместо ответа наложница поднялась и принялась шарить руками по стене над спинкой кровати. Король услышал два тихих щелчка, слабый скрип. Дуновение прохладного ветерка шевельнуло занавеси. Кровать вздрогнула, и Король почувствовал, что наложницы рядом с ним нет. Ощупал стену и обнаружил пустоту. В стене был люк! Он четыре года спал в этой комнате - и не знал, что из нее идет потайной ход! Ощупав края люка, король ловко пролез в него. Наложница с тихим щелчком закрыла люк и, взяв за руку, повлекла Короля в темноту. Через несколько шагов остановилась, зашарила в темноте. Вспыхнул маленький огонек. Загорелся фонарь. Король с удивлением увидел обычный, грубо сколоченный платяной шкаф. Наложница уже отбирала одежду - рубашку, брюки, сапоги, легкий летний плащ. Сандали и накидку для себя. Подождав, когда Король оденется, легкой тенью заскользила по тайным проходам, иногда заглядывая в глазки в стенах. Король, стараясь ступать бесшумно, спешил за ней. Шли долго. Король уже давно запутался в поворотах, лестницах и развилках.
Выглянув в очередной глазок, наложница прижала палец к губам и жестом подозвала Короля.
За стеной была небольшая комната, освещенная тусклой лампой. Мужчина и женщина занимались любовью. Король оторвался от глазка и удивленно взглянул на наложницу. Не за этим же она привела его сюда? Вновь приник к глазку, изучая детали. Одежда на стуле и оружие принадлежат стражнику наружной охраны. Женщина немолода. Судя по татуировкам - из наложниц предыдущего Короля. Что еще?
У женщины не было правой руки. По локоть!
– У нее нет руки. Ты это хотела мне показать?
– спросил Король, когда они отошли на несколько метров.
– "Она обучала наложниц письму. Это запретно", - вывела в пыли на полу наложница.
– Нравы тут у вас, - буркнул Король.
– Ладно, сам обучу.
– "Ты погубишь нас. Скажешь новое. Исполняющий поймет. Не губи нас."
Король по-новому взглянул на женщину.
– Почему же ты мне открылась?
– "Воля Короля. Я - послание."
Место в пыли кончилось, и они перешли на новое.
– Как тебя зовут?
– "Ута".
– Исполняющий знает о потайном ходе из спальни?
– "Этот - нет. Предыдущий знал, молчал. Этот - плохой".
– Идем назад, Ута. У меня еще много вопросов к тебе.
Прежде, чем уйти, наложница тщательно затерла надписи в пыли.
ВТОРОЙ ДЕНЬ МОЛОДОЙ ЛУНЫ
Король встал поздно. Но
За дверью дожидался Исполняющий.
– Вы хорошо выглядите, Ваше Высочество. Вы довольны наложницей?
– Не то слово, Вирдал! Не то слово! Она знает множество ночных игр. Все, что от меня требовалось - это приказать ей показать что-нибудь новенькое. Сегодня пришлешь ее снова.
– Но, Ваше Высочество...
– Такова моя воля.
– Мой слух, мой разум, моя рука.
– Кстати, как ее зовут?
– Как будет угодно Вашему Высочеству.
– Мне угодно, чтоб ее звали Ута.
– Увидев, как вытянулось лицо управляющего, Король счастливо рассмеялся.
– Ты просто параноик, Вирдал. Мне пришлось перебирать все женские имена, прежде, чем она кивнула. Какой вред государству от того, что я узнаю имя своей наложницы?
– Вопросы порождают ответы. Ответы порождают новые вопросы, а те порождают действие...
– Знаю, Вирдал, слышал. Воля Короля священна, не подлежит обсуждению и обязательна к исполнению.
– Так, Ваше Высочество.
– Моя воля желает узреть завтрак.
Вирдал улыбнулся и дважды хлопнул в ладоши.
Вторую возможность узреть аборигенов я тоже проворонил. Дорожка, окруженная жиденькими кустиками, делала поворот, и через эти кустики они меня узрели, а я их - нет. Только вдруг из-за кустов донесся могучий грозный рев. А вслед за этим выбежало четырехногое животное, которое влекло повозку. В повозке никого не было. Увидев меня, животное бросилось в кусты, повозка опрокинулась, какие-то детали отломились, и животное уволокло их за собой. Я остановился на месте, чтоб продемонстрировать мирные намерения, и занялся мысленной реконструкцией происшедшего. То, что животное, тащившее повозку, не было разумным, очевидно. У него копыта. Копытные способны создать гуманитарную цивилизацию, но не техническую. А повозка - это техника. Тот (или те), кто сидел в повозке, увидел меня, издал рев и напугал животное. Странно, что воздержался от контакта. Тут есть, над чем подумать. Может, он не уполномочен вступать в контакт. Может, испугался. Большеход - машина внушительная. Нет, рев был грозным и длительным. На испуганный не похоже. Ну и ладно! Вступать в контакт лучше с тихими, спокойными жителями.
Не покидая большеход, я осмотрел опрокинутую повозку. Ничего интересного. В основном, дерево, но есть железные детали. Подошел к повороту и задумался. Аборигенов не видно. Дорожка ведет совсем не туда, куда мне надо. Но - теперь я в этом убежден - дорожка ведет в населенный пункт. Можно установить первый контакт. С другой стороны, искать меня будут у обломков баркаса. А до баркаса еще топать и топать. Контакт подождет. Вот оставлю записку у обломков, что я живой и здоровый, тогда займусь контактом.
С такими мыслями я оставил дорожку и пошел через поле напрямик. Все мышцы налились болью и усталостью, а впереди виднелся лес. В нем можно отдохнуть. С утра большеход отмерил уже два десятка километров, а это вам не хухры-мухры при двойной тяжести.
Быр-Быр никогда не отличался особенной храбростью. Но, когда он пришел в трактир и затравленно огляделся, на него жалко было смотреть.
– Привет, Быр. Пива, как всегда?
– спросил Три Медяка.
– А можно... вина?
– удивляясь собственной храбрости, спросил Быр-Быр.