Семь дней
Шрифт:
— Другой. — Он торопливо записал адрес, радуясь успеху своего маленького предприятия. Под конец он совершил еще одну оплошность: — А его электронная почта?
— Полковник, у него почтовый ящик на домене УРОВП…
Он лихорадочно подыскивал нужный ответ:
— Мы должны удалить неверный адрес!
— Да, конечно!
Облегчение. И все-таки как узнать электронный адрес Гриссела?
В голову пришла мысль. Снова придется рискнуть, зато выигрыш несомненен: он поговорит с самим Грисселом! Подразнит охотника.
— А номер его мобильного телефона у меня записан
— Нет, — ответила она и медленно продиктовала ему правильный номер.
Он нажал отбой, выключил телефон и, тихо радуясь успеху, покатил в Си-Пойнт. Его не должны засечь! Он остановился по другую сторону от бассейна, на участке, выходящем на плоское, безветренное летнее море. И позвонил детективу. В тот миг, когда Гриссел ответил, он словно отделился от реальности и слушал свой голос как со стороны. Будет ли он дрожать, будет ли он колебаться?
Нет. Голос не дрожал.
Детектив, тот самый Бенни Гриссел, снимки которого он видел в новостях, разговаривал с ним как-то вяло. Рассеянно. Что доставило ему радость — значит, детектив тоже испытывает давление. Ничего, ЮАПС у него еще попрыгает! Он записал адрес электронной почты Гриссела, выключил телефон, вынул батарейку. Убрал телефон и батарейку в бардачок и поехал домой, не дожидаясь, пока начнется час пик и он застрянет в пробках. Он должен успеть послать письмо. Ему стало хорошо и покойно. Он понял: безмятежность, которая совсем недавно вернулась к нему, останется с ним.
Сегодня, в темноте, он поедет на разведку на Вринде-стрит. Оставит «ауди» неподалеку и обойдет весь квартал пешком.
Потому что следующий выстрел он намерен произвести именно там.
38
Все сидели за большим столом в кабинете Мусада Мани — сам бригадир, Зола Ньяти, Вернер Дюпре из ППГ, Филип ван Вейк из ЦУИ, Клуте из общественных связей, Мбали и Гриссел.
Включили громкую связь, и в кабинете раздался звонкий голос капитана Илзе Броди, аналитика из Управления криминалистической психологии в Претории.
— Все вы знаете, что профиль преступника постоянно меняется, — говорила Илзе Броди. — Итак, вот к каким предварительным выводам я пришла. Тот, кого мы ищем, — мужчина, белый, африканер. Об этом свидетельствуют его терминология и политические взгляды. Кроме того, можно более-менее точно определить его возраст. Он любит слово «коммунист». Кроме того, он употребляет выражение «любимцы коммунисты». По-моему, подобная терминология указывает на человека, выросшего при прежнем режиме. Следовательно, возрастные границы — от сорока до семидесяти. Но на то, чем он занимается, требуется немало физических сил, так что, скорее всего, ему от сорока до пятидесяти пяти лет. Если же учесть остальные факторы, о которых я сейчас расскажу, то, вероятнее всего, его возраст — от сорока пяти до сорока девяти.
В его распоряжении охотничье ружье с оптическим прицелом и необходимые боеприпасы; следовательно, скорее всего, у него имеется лицензия на ношение оружия. Кроме того, у него есть место для того, чтобы приспособить оружие для своей конкретной
Чуть позже я попробую истолковать временные интервалы, замеченные вами, а пока остановлюсь на его религиозных и политических взглядах. В них прослеживается стремление к самооправданию. И все же опыт подсказывает мне, что мы имеем дело с человеком, который придерживается правых или крайне правых взглядов. Возможно, не крайних, он не настолько фанатичен, чтобы входить, например, в праворадикальную группировку «Буремаг», но он наверняка им сочувствует. Кстати, сделаю одно замечание. Длинные волосы, которые заметила свидетельница, откровенно не вписываются в эту картину. Антикоммунист, религиозный правый, скорее всего, носит короткую стрижку. Возможно, у него есть усы, борода или и то и другое. Так что, вероятно, на нем был парик.
Он религиозен, но я не думаю, что он принадлежит к какой-нибудь экстремистской или харизматической секте. Более того, я не считаю его человеком общительным, склонным входить в какие-либо группы или объединения. Сам он считает себя белым рыцарем, одиноким волком, единственным защитником нравственных устоев и справедливости. Он не психопат в общепринятом смысле слова, но, возможно, у него наблюдается расстройство личности. Можно заподозрить склонность к мессианству.
На том конце линии зашуршала бумага. Потом Илзе Броди продолжила:
— Отсюда вытекает несколько версий. Что касается социальной и профессиональной сфер, он находится на грани общепринятого. Иными словами, его нельзя назвать душой любой компании. Он не дружит с соседями и не приглашает их к себе на барбекю. Интроверт, замкнут, скрытен, очень серьезно относится к себе и к жизни. Возможно, он женат, но не испытывает к супруге особой нежности и не участвует в ее жизни, держится холодно и отстраненно. Считает себя главой семьи и принимает решения самостоятельно.
Для меня самое любопытное — стиль его писем. Первые послания составлены сжато, осторожно, но уверенно. В них нет ни орфографических, ни грамматических ошибок. Видимо, он писал их не спеша, обдумывая каждую фразу. Он понимал, что имеет перед нами преимущество, и обращался к нам с позиции силы. Он старался представить себя в самом выгодном свете и оправдать свои поступки; он как будто понимал, что им заинтересуются средства массовой информации. Это подтверждает мою догадку о склонности к мании величия и мессианству. Не поймите меня неправильно, именно таким он себя и представляет. Ему кажется, что он занимает высокую нравственную позицию, в отличие от нас, ЮАПС. Но в послании редактору «Бургера» от 27 февраля все меняется. Во-первых, появляются… нет, еще не ошибки, но опечатки. Он вдруг заторопился, занервничал. Видимо, все оказалось труднее, чем он себе представлял…