Семь футов под килем
Шрифт:
В последнее время вошли в моду в Черноморском флоте вопросы и ответы, относящиеся до артиллерийского дела, род уроков и экзаменов для матросов. Эти экзамены составляли камень преткновения для многих. Умный, лихой матрос, который не задумался бы решиться на самое отчаянное дело, робел перед экзаменатором и с бледным лицом давал нелепые ответы; у иных губы дрожали, и это, по непростительной ошибке, некоторые относили к трусости и неспособности к военному морскому делу. Тысячи примеров доказывали неосновательность подобных заключений. Павел Степанович упрощал и облегчал подобные экзамены донельзя.
— Что за вздор-с, — говорил он офицерам. — Не учите их, как попугаев, пожалуйста, не мучьте и не пугайте их; не слова, а мысль им передавайте.
— Муха, — сказал Павел
Матрос дико посмотрел на адмирала, потом ворочал глазами во все стороны.
— Ты видал бомбу?
— Видал.
— Ну, зачем говорят, что она бомба, а не ядро? Матрос молчал
— Ты знаешь, что такое булка?
— Знаю.
— И пирог знаешь что такое?
— Знаю.
— Ну, вот тебе: булка — ядро, а пирог — бомба. Только в нее не сыр, а порох кладут. Ну что такое бомба?
— Ядро с порохом, — отвечал матрос
— Дельно! Дельно! Довольно с тебя на первый раз.
Не все понимали величайшее значение подобного вмешательства адмирала в военную педагогию, и редко кто постигал всю утонченность ума, избирающего кратчайший путь к цели. Некоторые слушали подобные объяснения с двусмысленной улыбкой и приписывали счастливой простоте то направление, которое внушено высшим умом и оправдано трудовым опытом».
Если судно шло в виду береговой черты, то штурмана, сверяясь с лоцией, уточняли место судна по счислению, если же вокруг было только открытое море, то приходилось вычислять обсервованное место по звездным светилам Ночью это были звезды, а днем солнце.
За несколько минут до полудня штурмана выносили из своей каюты величайшую ценность — Гадлеев квадрант в XVIII веке и секстан в XIX.
— Ну-ка, — кричали штурмана своим помощникам, — тащите сюды карту меркарторскую, синусы со склонениями солнечными да таблицы майеровские! Счас колдовать будем!
Ровно в полдень измерили они и рассчитали широту, а в сумерках, измерив лунное расстояние и поколдовав над майеровской казуистикой, высчитали и долготу. Все, теперь, зная свое точное место, можно было не бояться скал и рифов, а смело прокладывать курс и продолжать плавание туда, куда вел их приказ.
И сегодня на флоте большое значение придается порядку салютации. И последовательность салютации, и количество выстрелов давно определены международными соглашениями. В эпоху парусного флота к вопросам салютации относились с еще большим пиететом. Истоки обряда пушечного салюта усматриваются еще с появлением первых пушек на судах. Так как процесс заряжания был весьма продолжителен, то холостым выстрелом своих пушек салютующий демонстрировал отсутствие агрессивных намерений и доброжелательность ко встречному судну. Нарушение порядка салютации порой служило даже поводом для начала боевых действий. Английским морякам вообще предписывалось требовать, чтобы любое иностранное судно первым салютовало им салютацию, в противном случае они немедленно открывали огонь. Заметим, что Петром I в Морском уставе было записано, чтобы российские корабли никогда и не перед кем первыми не спускали свой крюйсель (это также являлось составляющей частью ритуала салютации) и не салютовали пушками, кроме случаев захода в иностранные порты и салютации по обоюдному предварительному соглашению.
В настоящее время присягу в армии и на флоте принимают всею лишь один раз в жизни, в XVIII — XIX веках ее принимали каждый раз при вступлении на престол нового самодержца. Вот как выглядела процедура принятия присяги на Балтийском флоте при восшествии на престол Екатерины И. К 10 часам утра со всех кораблей, находящихся в Кронштадте, командиры и большая часть офицеров в полной парадной форме прибыла на флагманский линейный корабль. Офицеры в кафтанах белого сукна, с золотым позументом, с зелеными воротниками и обшлагами, в белых штанах с белыми чулками. На шляпах у флагманов и капитанов команд белый плюмаж. На шпагах золотые темляки с зелеными шелковыми кистями. У артиллерийских офицеров все так же, только без позумента Унтер-офицеры имели
В 11 часов утра главный командир изволил выйти на шканцы и объявил при собравшихся со всей эскадры капитанах с их секретарями и офицерах и «при всех служителях» печатный манифест и присяжный лист о вступлении на престол Екатерины II. Прочитав манифест капитанам и офицерам, «по полученному присяжному листу присягали, и по окончании присяги в 11-м часу при выстреле из пушки поднят молитвенный флаг и отслужен молебен». Затем с адмиральского корабля был произведен особый коронационный салют в 312 выстрелов, за которым последовал общий салют со всех кораблей, судов и крепостных фортов в 15 выстрелов. После завершения присяги на флагманском корабле офицеры разъехались по кораблям и судам флота, где и привели к присяге матросов. После этого на всем флоте был объявлен праздничный день, офицерам были устроены банкеты в кают-компаниях, а матросам выдано по двойной порции мяса и по двойной чарке.
Правила о салютах, или, как тогда называли, о «поздравлениях пушками», в течение первой четверти XVIII века определялись несколькими постановлениями, которые, однако же, на практике никогда строго не исполнялись. Так, в 1710 году положено, что крепость должна салютовать первому адмиралу семью, а прочим флагманам пятью выстрелами и они должны отвечать ей тем же числом. Партикулярные же корабли должны салютовать крепости пятью выстрелами, а она им отвечала тремя. Но вслед за утверждением этого постановления оно было нарушено, и суда салютовали почти всегда большим числом выстрелов.
От иностранных коммерческих кораблей требовали, чтобы, подходя к нашим крепостям, они опускали фор- или грот-марсель «вместо поклона» и подбирали вымпел. При встрече же с нашими военными судами иностранные купцы, кроме спуска марселя, должны были, если имели пушки, салютовать, а флагманы им отвечать двумя выстрелами менее.
В 1710 году в случае встречи наших архангельских фрегатов с иностранными судами велено было «французским, английским и испанским судам почтения не чинить». Но через два года, когда предполагалось несколько судов Азовского флота перевести в Балтийское море, то в случае прихода в иностранные порты им предписывалось «кумплемент отдавать, смотря на английские и французские поступки, чтобы чести флага не учинить афронта». С Данией (в 1710 г.), с Голландией (в 1716 г.) и при заключении Ништадтского мира (в 1721 г.) со Швецией о правилах салюта были заключены трактаты; но условия со Швецией были так неопределенны, что первое же их применение на практике породило недоразумения и распоряжения со стороны русского правительства, чтобы при размене салютов со шведами отвечать всегда одним выстрелом менее.
При существовавших порядках на русском флоте до 60-х годов XVIII века действия начальствующих и лиц, непосредственно участвовавших в вооружении и снаряжении судов, были чрезвычайно стеснены из-за назойливого вмешательства Адмиралтейств-коллегии в самые мелочные их распоряжения и особенно из-за возникавшей от этого утомительно длинной переписки. Во время плаваний распоряжения флагманов и командиров судов парализовывали консилиумами или советами с подчиненными им лицами. Командующий флотом, эскадрой или отдельным военным судном при всех сколько-нибудь важных обстоятельствах обязан был созывать консилиум и действовать по его решению. Установление это в большинстве случаев приносило вред, так как под личиной благоразумной осторожности останавливало всякий смелый порыв начальника, с одной стороны, и скрывало щитом закона нерешительность, а иногда и вредное бездействие начальствующих лиц — с другой. Интересно, что в то время, когда в инструкциях, даваемых начальникам флота, строго предписывалось руководствоваться решением консилиумов, в одном высочайшем послании главнокомандующему армией о консилиумах или советах высказывалось такое мнение: «Этих бесплодных советываний в нынешнюю кампанию (в Семилетнюю войну) столько было, что, наконец, самое слово совет омерзит».