Семь футов под килем
Шрифт:
Мужественно, азартно звучало в два голоса:
Пусть уходят в моря, в небеса и в тайгу,пусть мужчинами будут мужчины!Неслышно
— Все спокойно?
«Порядок», — хотел ответить Лёшка и вдруг увидел низко над горизонтом крупный голубой фонарь. Свет его то пропадал, то опять горел во всю.
— Справа маяк. Проблесковый! — доложил Лёшка.
— Похоже, — неуверенно и встревоженно проговорил штурман. — Откуда здесь мог объявиться береговой маяк? Ритм засёк?
Тысячи маяков на свете, рисунки и характеристики маяков составляют толстую книгу. Ни один маяк не похож на другой, хоть чем-то да отличаются, и проблесковые, мигающие, если сказать проще, имеют каждый свой строго установленный ритм, определённое число и продолжительность вспышек и тёмных пауз.
Маяк, обнаруженный Лёшкой, вёл себя престранно. То часто помаргивал, то исчезал надолго, то безостановочно полыхал ярким голубым шаром.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал штурман и, бросив: «Смотреть!» — опять убежал к приборам и картам.
Как ни старался Лёшка засечь ритм маяка, ничего не получалось.
Пал Палыч возвратился из штурманской со смешком.
— Не трудись, Алексей. Вообще-то тебе простительно. А я, старый штурманяга, ракушками уже оброс! Как я мог так вляпаться? Венера это, планета Венера, а не маяк! Откуда тут береговая башня может быть? До Австралийской земли ещё плыть и плыть.
И Лёшка узнал, что фазы у Венеры, как у Луны. В «нововенерье», когда виден полный диск, Венера светит ярче самой яркой планеты Сатурн. В тринадцать раз ярче!
— А проблёскивание? — спросил Лёшка.
— Дымка от далёкого пожара. Буш, наверное, горит. Карликовый австралийский лес. Лето ведь, жарища.
— Как лето? — удивился Лёшка. — Март же.
— Мы уже в Южном полушарии, Алексей. Здесь всё наоборот. Март не ранний весенний месяц. Начало осени.
Последующей ночью уже нельзя было спутать Венеру с маяком. Зарево отсвечивало вполнеба.
Ещё через сутки подошли к Брисбену. Ошвартовались вдали от города, почти в самом начале длинного и мутного канала-гавани. Причал был тихим и пустынным. Оранжевые противотуманные фонари на пакгаузах мягко освещали асфальтированный пирс и вереницу автопогрузчиков, замерших, словно жуки на булавках.
Палубной команде побудку объявили раньше обычного, чтобы успеть к началу работы утренней смены докеров подготовить к загрузке трюмы.
Когда люки задраены, кажется, что на палубе лежат большие плоские ящики. Трудно вообразить: внутри судна вмещается груз пяти железнодорожных составов. Но вот разъехались стальные крышки, сложились, встав торчком, разверзся люковый просвет; заглянешь в стальной провал — поверишь. Отвесный трап — как пожарная лестница шестиэтажного
На переходе из Японии в Находку боцман не разрешил Лёшке участвовать в зачистке трюмов, не пустил вниз. Сегодня сам приказал:
— Федоровский, Смирнов — во второй номер!
Трюмы на судне имеют номера.
Надо было осмотреть льяльные щиты. Теоретически, по учебникам и схемам, Лёшка знал, что льяла — вроде жёлоба вдоль бортов для стока воды, которая может попасть в трюм. Но где они здесь, эти льяла? «В натуре», как сказал бы штурман Пал Палыч.
Палуба трюма была ровной и гладкой от борта до борта.
— И не увидишь. Они же крышками закрыты, — пояснил Федоровский. — Начнём. Ты — по левому, я — по правому борту.
«Каждую доску поднять — осмотреть! Дорогой груз повезём, шерсть мериносовую!» — строго наказал боцман.
Работал Лёшка и думал: учиться ему ещё и учиться, чтобы по-настоящему узнать своё судно.
— Лёша! Лёш!
Над люком свесилась рыжая голова Паши Кузовкина.
— Завтракать? — догадался Лёшка.
— Само собой! — Паша оглянулся, опять свесился и выпалил скороговоркой: — Делоесть.
— Какое?
Но тут в просвете люка появился боцман, и Паша исчез.
— Ну что?
— У меня порядок, — доложил Федоровский.
— Нормально пока, — сообщил Лёшка.
— С этого трюма погрузку начнём. Закончите, потом на завтрак. Расход заказан.
— Ясно.
Когда Лёшка с Федоровским поднялись наверх, на палубе уже стояли докеры. В большинстве люди пожилые. Формен, бригадир докеров, разговаривал по-английски с Пал Палычем.
— Алексей, — подозвал он Лёшку, — тальманить не нужно, будешь для связи и на подхвате.
Тальманить — считать груз. Лёшке уже приходилось выполнять такую работу. Тальманщик не просто учётчик, он следит и за состоянием груза, маркировкой на таре, за правильностью укладки по плану, разработанному вторым штурманом.
— Здравствуйте, — сказал по-русски формен и представился: — Герман.
— Очень приятно, — вежливо улыбнулся Лёшка. — Вы говорите по-русски?
— Ноу! Здравствуйте, до звидания, харашё — всё.
— Ясно, — вздохнул Лёшка.
— Ничего-ничего, — подбодрил Пал Палыч, — договоритесь. Практика тебе полезна.
— Москва, спутник, Ленинград! — дополнил свои познания формен Герман.
— Сенкью, спасибо, — сказал Лёшка.
— Да! Спасибо!
— Прекрасно! — похвалил Пал Палыч. — Действуй, Алексей. Следи, чтоб не курили. Но смокинг!
— Но, но-о! — подтвердил формен.
Автопогрузчики вывозили из пакгаузов тюки шерсти — большие серые кубы, опоясанные лентами из тонкой жести. Тюки висели на стропах по восемь штук. Судовые стрелы переносили гроздья в трюм, где их принимали докеры и укладывали, как кубики. При этом они ловко действовали острыми ручными крюками. Воткнут в тюк и перекантовывают куда нужно. Со стороны кажется легче лёгкого. Позднее Лёшка убедился, что без сноровки и напряжения шерстяной тюк с места не сдвинуть.