Семь грехов радуги
Шрифт:
– А? – встрепенулся я. И, сообразив, ответил: – Спасибо, без.
– Так вот, с другой стороны, – продолжал Игнат, выставляя на стол дымящиеся чашки, – когда человека насильно стараются сделать лучше, получается, как правило, наоборот. Ведь это насилие, согласись. Способность, которую мы с тобой приобрели… а вернее сказать, свойство, поскольку его проявление никак не зависит от нашей воли, так вот, это свойство – безусловно дар, но разве мы о нем просили? Я не просил, ты тоже…
– Ну я-то, может, все-таки… – слабо запротестовал
Писатель посмотрел на меня в упор. Уже не с сочувствием – с жалостью.
– Хотел бы я тебя успокоить, – сказал он, – но боюсь посинеть лицом. Скорее всего, зацепило нас всех. Всех, кто позавчера ближе к вечеру оказался в малом концертном зале Центрального Дома Энергетика. Обидней, если накрыло только первые три ряда. – Игнат усмехнулся. – Или не обидней, наоборот… – Он закусил губу и пожаловался потолку: – Не могу решить!.. Я не представляю, на что это может быть похоже, каков его механизм действия. Что это – продвинутый гипноз? Излучение? Вирус? Не могу понять… И это пугает, очень пугает…
А я молчал, тупо наблюдая, как мои пальцы снова и снова пытаются подцепить с поверхности стола чайную ложечку, такую скользкую, такую…
Поймите, я не собираюсь никого убивать в ближайшее время или обворовывать, я редко говорю неправду и последнее, в чем меня можно обвинить – это пустословие. И все-таки…
Когда нечто подобное происходит на ваших глазах с малознакомой уборщицей или с тем же писателем, словом, с кем-то посторонним, это может вызвать жалость или оставить равнодушным, может даже позабавить, но по-настоящему не трогает. Не задевает за живое.
И этой ночью, когда у Маришки случился рецидив, когда я понял, что ничего не кончилось, что это в любой момент может вернуться, я все равно не испытал того ужаса, как тогда на дрожащем от ветра мосту. Напротив, меня посетила успокоительная как укол новокаина мысль: «Мы что-нибудь придумаем. Вместе. Маришка изменится. Она будет стараться изо всех сил, чтобы избежать повторных приступов. А я буду рядом. Всегда. Спокойный и сильный, как скала. Я буду заботиться о ней». Мысль теплая, незлая, эгоистичная…
Эх, знать бы, кто теперь позаботится обо мне…
– Плохо? – спросил писатель.
Тени плясали на столе: Игнат, возвращаясь с чаем, задел головой свисающую с потолка лампочку; и от этого казалось, что раскачивается сам стол и предметы на нем.
– Да, – признался я. – Такое ощущение, что реальность уплывает куда-то. Как будто там, за стенами рушится мир, а мы сидим здесь в безопасности…
– На трибуне! – Игнат неожиданно подмигнул. – Чаек попиваем за неимением пива… – Он встряхнул меня за плечо. – Проснись! Мир уже пять дней как рухнул! В строго отведенном для этого месте, где-то в районе Тихого океана.
– Смешно, – констатировал я, как только до меня дошло, что речь идет всего-навсего о затопленной космической станции. Подкрепить
– Не ты один…
Писатель оторвался от табуретки, потянул с холодильника книжку в белой мягкой обложке… Нет, вовсе без обложки, просто на первой странице, такой же, как остальные, было напечатано название и имя автора. Качество печати оставляло желать…
Книжка остро напомнила мне начало девяностых, эпоху гласности и уцененных матричных принтеров, когда подобными самопальными брошюрками пестрели многочисленные лотки в переходах метро.
– Самиздат? – спросил я.
– Не знаю. Наверное: я купил ее всего за десять рублей. Но тексты встречаются очень любопытные… – Игнат в задумчивости перелистнул пару страниц. – Да, закладка досталась мне в нагрузку.
Между страницами примерно в середине книги торчал уголок знакомой – до боли в сжатых челюстях! – радужной бумажной полоски.
– Как? И у тебя? – Я нетерпеливо потянул за краешек, оставляя писателя без закладки. – Откуда?
– Я же говорю, приобрел вместе с книгой. В прошлую субботу, на книжном рынке в «Игровом».
– А у кого? – Неясная надежда заставила закладку с моей руке затрепетать.
– У мужика одного, – пожал плечами Игнат. – Он такой… Неопрятный, кажется нерусский. И говорит очень странно… Предложите разрешить, говорит. Да я и до того пару раз его там видел…
– И ты молчал!
Я вскочил на ноги и это доставило мне удовольствие. Хоть какое-то действие, а действовать в данной ситуации было гораздо лучше, чем сидеть и медленно увязать в болоте мрачных мыслей.
– А что? – напрягся писатель.
– Так, – сказал я. – Сегодня рынок работает?
– Сегодня вторник? Должен…
– До скольки?
– До двух, наверное. А что такое?
– А сейчас… – Я бросил взгляд на настенные часы, совсем забыв, что они стоят. Секундная стрелка дернулась, но не сдвинулась с места. Нервный «тик», но где же «так»? – Мы успеваем?
– Не исключено. – Писатель сверился с наручными.
– От тебя до рынка… – я прикинул, – часа два?
– От меня до любого места часа два. Минимум.
– А если на такси?
– Дешевле уж на самолете, – невесело пошутил Игнат. – А к чему такая спешка?
– Нам нужно поговорить с этим… распространителем. Задать кое-какие вопросы.
– Нам? – Писатель в задумчивости посмотрел в окно. Видно было, что ему не очень хочется сменить клетчатый домашний халат на демисезонную одежду. Но я был непреклонен и, строго глядя в глаза, ответил «Да», поскольку лишь в общих чертах представлял, какие именно вопросы собираюсь задать «раздатчику закладок» и право сформулировать их с радостью уступил бы кому-нибудь другому. Кому-нибудь более профессиональному.