Семь корон зверя
Шрифт:
Разговаривали будто бы наспех, стоя у машины, у открытой до упора задней дверцы. Макс тактично не стал мешать, сел за баранку и включил погромче стереосистему. Демонстрация безучастия, собственно, предназначалась исключительно для Маши. Макс сквозь стекло и музыку не пропустил мимо ушей ни звука. С его-то абсолютным слухом вампа!
На улице стояла холодина, Машенька предусмотрительно прятала носик в высокую стойку воротника серебристой финской пуховой куртки, чтобы не покраснел и не засопливился. Сморкаться при Яне в платок, пусть и безупречно чистый, ей не хотелось. А с Балашинского ноябрьский промозглый холод был как с гуся вода. Как ходил в неизменном кожаном плаще и без намека на головной убор, так и стоял сейчас, словно на дворе май месяц, и даже руки не прятал в карманы, а был он без перчаток.
–
– Ничего, не страшно. После обеда порадую физкультурника своим приходом. Я уже, наверное, сто лет в манеже не была. А у тебя, видно, дела?
– И очень важные. Я заехал потому, что не мог хоть на минутку тебя не повидать, – сказал Балашинский и сам опешил от своей откровенности. И постарался отчасти оправдаться в собственных глазах: – К тому же надо было тебя предупредить, что все отменяется. Чтобы ты напрасно не ждала на морозе.
Конечно, это было беспардонное вранье. Что на сегодня назначена операция, Ян Владиславович не мог не знать, сам же ее и назначал. И Машу он мог преспокойно предупредить еще вчера. Однако же не сделал этого. А потащился в город и теперь валял дурака перед самим собой.
В большой дом вернулись, когда уже начало темнеть. Но время было еще не позднее, около шести часов. Мадам вот-вот надлежало выезжать. В холле собрались все действующие лица. Ян перед отправлением отечески чмокнул Ирену в напудренный лоб, словно перекрестил благословением. Двинулись со двора на двух машинах след в след. Впереди мадам, оседлавшая черную спортивную «тройку» «БМВ»-купе, позади в зеленом четырехдверном «паджеро» ехала боевая группа подкрепления – Макс, Сашок и Рита. Миша пока оставался в доме. Связаться с Шахтером он должен был не раньше чем получит подтверждение от группы. Все равно – о провале или об удаче. Покинет ли Чистоплюев сей мир нежно и бескровно или с большим бабахом.
Чистоплюев, как и было заранее договорено, ровно в восемь уже сидел за «их» с Иреной столиком в ресторане клуба «Метелица». По раннему времени посетителей почти и не было, хотя день был пятница. Замороченный депутат недоумевал, отчего его киска-затейница выбрала для свидания столь необычно раннее время, но вскоре нашел для себя удовлетворительное и лестное объяснение. Наверное, соскучилась без него за целый-то день, вот и звонила даже сегодня раз пять. Все ворковала, когда увидит наконец своего дорогого папочку. На «папочку» Чистоплюев не обижался, Ирена и сама, поди, не юная девица. Юной девице за такое обращение Чистоплюев, пожалуй, и в морду бы дал. А от кисоньки ничего, можно. Это она так ластится, ему ли не понять, шутка ли, сколько баб повидал на своем веку. А сколько прошло через его руки, и не пересказать. Но такой! Такой ни разу не было, подумал Чистоплюев и ни капельки не покривил душой. Такой опытной, такой разгульной, такой капризной, такой бесстрашной, такой щедрой, неутомимой и бурной на ласки. И главное ведь, ничего у него не просила, и, вот удивительно, чувствовал, что и не попросит. А на эти вещи у Чистоплюева был как раз отменный нюх.
Когда мадам появилась в дверях, учтиво сопровождаемая метрдотелем, Чистоплюев аж привстал от восхищения. Ирена и всегда-то одевалась нарядно и к лицу, являя собой венец претенциозного стиля и новорусского шика, но сегодня она была поистине ослепительна. Длинное, в пол, черное платье, расшитое черным же ярким стеклярусом по краям извилисто обрезанного подола и обширного декольте, обольстительная ножка в чулке с намеком на ажурность, выглядывающая то и дело сквозь прорези прозрачного шелка, туфельки с вытянутыми носами, кокетливо обтекающие высокий, зазывный подъем. И огромные голубые глаза, почти синие в тенях косметики, и карминные, умело подчеркнутые карандашом губы, и прическа, замысловато-вечерняя с локоном, падающим на розовое ушко. Банальная, эталонная, ресторанно-парадная мадам была убойна для жаждавшего ее Чистоплюева.
А дальше все пошло, как в импортном кино. Ни одного блюда на столе дешевле пятнадцати баксов. Столько стоил креветочный
Когда ее полнокровный кавалер в очередной раз, мучимый начинающейся аденомой, отбыл в уборную, мадам приступила к плану ликвидации. Полукруглое стеклянное лоно подогретого фужера переливалось коньячной недопитой массой. В которую мадам, помахивая изящно ручками, скучая и закуривая, пересыпала содержимое пробирки, с невидимым логотипом «Мэйд ин Фома-лаборатри». И конечно, возвратясь, Чистоплюев ухарски опрокинул бокал за здравие присутствующих здесь дам.
Народ в ресторанном зале все прибывал, уже образовалась и шеренга кандидатов на места за барной стойкой. В казино вовсю гремели фишками, вот-вот должна была начаться эстрадная программа. Ожидали Губина и «Стрелок», пока же гремел приличный джазовый квартет. Но мадам, томно закатив глазки, весомо двинула коленкой посоловевшего и опухшего от похоти и коньяка Чистоплюева. Дескать, Бог с ней, с программой, есть занятия и поинтереснее. Тем более что часовой механизм был запущен и время поджимало. Чистоплюев с энтузиазмом потребовал счет.
В гардеробе, накинув на плечи пышную норковую шубу-клеш, игнорируя ее боярские рукава, Ирена, игриво хихикая, уткнулась носиком в край воротника, одной рукой придержав шубку у горла, а другой украдкой нажав кнопку вызова на мобильном телефоне. И тут же наверху, в казино, в кармане у Макса раздался мелодичный звон. Макс отвечать не стал, лишь взглянул на определитель. Немедленно вся троица, Макс, Сашок и Рита, не потрудившись даже обменять фишки на кэш, проследовала непринужденным разнобоем в вестибюль. Словно и не торопясь, но слаженно и четко группа вышла на улицу. Чистоплюев, ведомый мадам, только и успел дотанцевать до машины. В депутатской «вольво» было темно, тепло и интимно уютно. Водитель, он же по совместительству и охрана, исправно топил салон.
– В «Метрополь», – небрежно бросила ему мадам, не дожидаясь распоряжений своего кавалера, только ожгла Чистоплюева полным африканской страсти взглядом.
– В «Метрополь», – подтвердил великодушно Чистоплюев, словно позволяя себя похитить буйствующей вакханке.
И пятнадцати минут не прошло, как они очутились в гостиничном номере, где мадам, даже не сбросив шубы, увлекла Чистоплюева на кровать. Шуба распахнулась сама собой, образовав экзотический любовный плацдарм, дальнейшее уже было делом техники. Чистоплюев одновременно оказался в алкогольном и сексуальном раю, не отличая одного от другого. Сколько времени длилось блаженство, он не считал и не ведал, пока, прямо посреди очередной страстной атаки на прелести мадам, резкая боль не свела ему желудок. Чистоплюева прошиб холодный пот, тут же обильно выступивший на разгоряченной еще коже, хмель отступил, и вся эрекция сошла на нет. Мадам, будто недоумевая, скорчила недовольную гримаску:
– Ну, папочка, ну же! Да что с тобой?
– Сейчас, кошечка моя, сейчас... – Чистоплюев приподнялся на руках с тела мадам. Тут же, скорчившись, завалился на бок, судорожно прижимая руки к животу.
– Господи, да тебе же плохо! – Мадам, как есть голая, тут же вскочила, тревожная и хлопотливая, и принялась развивать бурную деятельность. – Это коньяк виноват. Наливают в бутылки всякую бурду, а на этикетке пишут, дескать, «Хеннесси». Ну я им задам! И баранину ты ел зря. Она тяжелая для желудка. Но ничего, ничего, сейчас я тебе минералочки...