Семь миров: Импульс
Шрифт:
— Где она? — закричала Атла, ворвавшись в двери космического корабля рыжеволосых.
Встретившие её оилы испугано переглянулись и потупили глаза в пол.
— Её нет здесь, — произнес один из них, разглядывая спиралевидный рисунок на потолке.
— Смотри в глаза! — с отчаянием завопила Атла.
— Оилы никогда не смотрят в глаза, забыла, чему я тебя учила! — послышался из-за спины знакомый голос когда-то пленившей ее оилки.
— Уж лучше бы ты тогда позволила своему супругу меня съесть, чем так пытать! — с горечью произнесла Атла, не поворачивая головы. — Где моя гордость? — резко развернувшись
Хромой пес поддержал хозяйку грозным рыком.
— Пусти! — захрипела оилка.
— Говори!
Женщина помолчала и посмотрела Атле прямо в глаза. Её лицо наполнилось морщинами за эти годы, а глаза были такими красными, словно она не спала сотню ночей.
— Нас атаковали гинейцы, — тихо произнесла она.
Атла осмотрелась и, вспомнив, что на подлете к кораблю не видела ни малейших следов боя, наградила оилку прямым недоверительным взглядом. Женщина поспешила объяснить:
— Они воздействовали сильным магнитным полем. Такого оружия у них раньше не было. Пара минут воздействия, и полсотни из нас, кто был послабей, лежат с кровоизлияниями в западной части корабля.
— И она? — растерянно спросила Атла.
— И она, — прикрыв веки, произнесла оилка.
Атла вздрогнула и хотела было бежать.
— Постой!
Атла замерла.
— Это я позвала тебя, Атла! Ты нужна нам сейчас сильнее, чем когда-либо. Прошу, обещай, что, получив свою гордость назад, ты не бросишь нас.
— Я не брошу вас, получив даже все свои чувства назад. Кроме вас у меня никого нет, — посмотрев на оилку искренне, ответила она. — Я привыкла служить вам.
По щеке девушки поползла слеза, оставляя на лице след растекшейся черной краски.
Рыжеволосая посмотрела на нее внимательно: девочка не врала. Оилке даже стало ее жаль. Юная крамовка была теперь их бесценной и покорной марионеткой. Женщине льстило, что они так лихо смогли приручить жрицу. Эта девочка смогла вселить надежду в её обреченный на вымирание народ — по сути, только она одна честным и нечестным трудом прокармливала целый корабль последние шесть лет. Но теперь вопрос вставал о том, чтобы вернуть ей её гордость, и как поступить, женщина не знала. Упоминание о гордости в разговоре было только предлогом, чтобы заставить девочку мигом примчаться сюда и получить новое, крайне важное задание на уничтожение гинейского оружия.
Атла была переполнена ожиданием. Она смотрела на оилку и пыталась понять, что было у той в голове, но не могла.
«Ее воля сломлена, — думала оилка. — Она ничего не приобретет, вернув себе гордость. Стоит отдать? Да, девочку надо задобрить перед столь ответственным и серьезным заданием».
— Атла, мы крайне ценим твою помощь, — произнесла она, — и чтобы ты знала, что мы не лжецы и свое слово держим, сегодня ты получишь свою гордость назад, а после выполнения последнего поручения — и все свой чувства.
Атла робко улыбнулась.
Женщина взяла ее за руку и повела по коридору. Они шли быстро, на корабле было тихо, и, судя по кровавым пятнам на полу, Атла сделала вывод о том, что о нападении женщина не врала. Сквозь полупрозрачную тунику рыжеволосой оилки просматривался округлый живот.
— Закон же запрещает вам рожать, — заметив, что хранительница её страха была в положении, спросила Атла.
— Ты
Атла опустила глаза.
Уже скоро они добрались до лазарета. Отворилась дверь, и множество измученных красных глаз уставились на вошедшую в мрак Атлу. Осмотрев полумертвые лица, Атла быстро и безошибочно узнала ту, которая когда-то забрала у нее гордость. Лица этих пяти женщин были выгравированы острым резцом у нее на сердце, и ошибиться она не могла. Дама, казалось, уже была мертва. Атла присела возле неё на колени и коснулась ее холодной руки.
— Отдайте мне мою гордость, — прошептала она.
Женщина медленно открыла глаза и бесшумно повернула голову по направлению Атлы. Возле носа и ушей ее были разводы от запекшейся крови, а в глазах просматривались кровавые порывы тонких жилок. Узнав Атлу, женщина перепугалась и стала хрипло кашлять. Она пыталась что-то сказать, но из её дрожащих уст вылетала только тишина. Приведшая её сюда оилка прищурилась и стала пытаться разобрать слова своей подруги, но это было бесполезно. Возвращать Атле гордость та не хотела, это было ясно без слов.
— Успокойся, прошу, соберись и верни девочки её гордость, — наигранно ласково и душевно произнесла оилка, обвив руку подруги своей рукой. — Наша героиня это заслужила.
Женщина из последних сил мотала головой, показывая, что не согласна с милосердием своей живой беременной подруги.
— Не упрямься! — просила её она.
Женщина молча посмотрела на неё, затем недоверительно на Атлу и, осознав, что не может издать и звука, стала медленными и слабыми движениями рук рисовать что-то на своей тунике. Она макала палец в собственную кровь, струящуюся из уголков губ, и выводила витиеватый символ. Красная змейка, закрученная в спираль, села на ее белоснежное платье.
Знак символизировал запретную силу и был для оилов чем-то вроде сигнала «стоп». И Атла, и оилка расшифровали послание верно, но знак не остановил их.
Женщина с досадой махнула головою, демонстрируя, что игнорирует призыв своей умирающей подруги.
— Прости, но в таком случае я вынуждена украсть у тебя ее гордость.
Оилка схватила голову подруги руками и приподняла над ложем. Она направила ей в лицо прямой взгляд, приподняла её веки своими пальцами и стала вытягивать из той гордость Атлы. Выглядело это страшно. Их тела дрожали, а зрачки были сильно расширены. Стало жарко. Атла отпрянула назад. Но все быстро стихло, больная женщина, казалось, вовсе умерла, а живая оилка сидела скорчившись от боли.
— Смотри на меня! — резко вскрикнула она, потянувшись ладонью к подбородку Атлы.
Атла с трепетом и волнением посмотрела на оилку. Её зрачки по-прежнему вращались, постепенно разгоняясь, как колесо. Она не задерживала гордость в себе, а была лишь проводником. Атла стала ощущать, что наполняется чем-то новым — точнее, давно забытым. Да, это была её гордость. Та самая сильная, долгожданная, настоящая и живая, по которой она так истосковалась.
Атла глубоко вздохнула и прикрыла глаза, а открыв их, чуть было не ослепла от яркого голубого свечения, загоревшегося повсюду. Сладкое, приятное тепло разлилось по её телу. Ей стало легче дышать, хотелось плакать от счастья, но девушка сдержалась, ведь гордость уже была с ней.