Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин
Шрифт:
И вот ещё какой обычай в этом царстве: если кто учинит какое злодейство, за что смерть полагается, и царь прикажет его казнить, и тогда этот приговорённый объявляет, что желает сам себя убить в честь почитаемых идолов и из любви к ним [61] . Царь соглашается, и вот тогда родные и друзья преступника сажают его на колесницу, дают ему двенадцать ножей, возят по всему городу и возглашают: «Сей храбрец пожелал сам себя убить из любви к таким-то идолам». Вот так-то, как я рассказываю, носят они его по всему городу, а как придут к тому месту, где обыкновенно происходят казни, этот приговорённый к смерти берёт нож и громко кричит: «Из любви к таким-то идолам убиваю себя». После того берёт нож и перерезает одну руку, а после другим ножом — другую руку, а третий нож всаживает в живот. И режет себя ножами, покамест не помрёт, а как помрёт, родные его и друзья в большой радости сжигают его тело.
61
...убить
Есть у них монастыри и множество идолов там. И многие родители отдают своих дочерей, посвящают их тем идолам, коим больше молятся [62] . И в честь идолов девушки, посвящённые им, пляшут и пируют. Они готовят много еды и расставляют её на столах, затем поют и пляшут, а затем громко объявляется, что духи съели приготовленное. После чего эти девушки принимаются весело пировать и угощаются вкусными яствами. Так живут эти девушки, покамест какой-нибудь князь не возьмёт какую-нибудь из них замуж.
62
…посвящают их тем идолам, коим больше молятся... — речь идёт о танцовщицах храмовых, непременных участницах религиозных церемоний. С лёгкой руки португальцев эти храмовые танцовщицы индуистов зовутся в Европе «баядерами» (португальское «bailaderia» — «танцовщица»).
Расскажу я вам также о том, как находят алмазы. Находят их в горах, где царствует нестерпимая жара. Также много в этих горах змей, больших и толстых. Змеи эти очень ядовиты. А добываются алмазы вот каким способом: существует глубокая долина, а кругом в скалах пещеры. Люди берут куски мяса и бросают в долину. Мясо падает на кучу алмазов, и алмазы пристают к нему. И водится в этих горах множество белых орлов, которые охотятся на змей. И завидит орёл мясо в глубокой долине, камнем падёт, схватит мясо и летит. А люди меж тем пристально смотрят, куда орёл полетел, и, приметив, где он усядется клевать добычу, принимаются люди кричать что есть мочи, орёл испугается, бросит мясо и улетит. Люди подбирают мясо и находят множество алмазов. Или же дождутся, пока орёл сожрёт мясо, а на другой день ищут алмазы в орлином помёте.
Живут в Хундустане и особенные люди, называемые куигуи [63] , каждый из них может прожить до полутораста или же до двухсот лет. Это от воздержанности и потому что пьют здоровую, чистую воду. А едят они только рис и молоко. А испытывают их так: призывают девушек, служащих идолам, и приказывают им обнимать, целовать и всячески раззадоривать этих куигуи. И кто сохранит бесстрастие, того почитают духовным человеком [64] .
Расскажу я вам и о царевиче Сергамоне [65] , которого хундустанцы почитают святым и ставят в его честь идолов.
63
…называемые куигуи... — Имеются в виду йоги, исповедующие одну из систем индуистской религиозной философии.
64
...почитают духовным человеком, — сравните с отрывком из жития святого Андрея Царьградского: «...одна из блудниц... втащила его внутрь. А воистину несгибаемый и подлинный насмешник Сатаны последовал за ней... Сбежались и остальные блудницы и ради смеха стали спрашивать его, как он терпит подобное. Праведник же улыбался, но ничего не отвечал. Они его щипали, и побуждали к срамному делу блуда, и мяли его тайные уды, а другие целовали, побуждая целомудренного к бесстыдству, третьи же говорили: «Соблуди, Юрод, и насыть желание души». Но тогда, о братья, свершилось дивное чудо! Среди стольких соблазнов не подвигнулся он и не возбудился на мерзкую похоть» (Цитировано по книге: Иванов С.А. «Византийское юродство». М., 1994, с. 87-88).
65
…о царевиче Сергамоне... — речь идёт об основателе буддизма Сиддхарте
Был он сыном богатого и сильного царя; жизнь вёл прекрасную, духовную; ни о чём мирском не желал слышать и не хотел царствовать. Узнал отец, что сын царствовать не желает и ни о чём мирском слышать не хочет; стало ему досадно, и чего только он не предлагал сыну; говорил, что венчает его на царство и полновластным государем сделает; отдавал ему царский венец и одно лишь требовал, чтобы сын сделался царём. А сын в ответ говорил, что ничего не желает.
И увидел царь, что не хочет сын царствовать, разгневался и с горя чуть не помер; да и не диво, другого сына у него не было и некому было оставить царство. Задумал тогда царь такое: решил он в уме своём, что заставит сына полюбить всё мирское и возьмёт царевич и венец и царство. И поселил царь в прекрасном дворце сына своего и в услужение к нему приставил тридцать тысяч красивых и милых девиц; а мужчин там не было; одни девы, они укладывали царевича в постель, служили ему за столом, по целым дням не отлучались от него, пели ему, плясали перед ним и как умели потешали его по царскому приказу. Но они не смогли сделать царевича сластолюбивым, он остался целомудренным и жил строже прежнего. Но он не покидал дворца и потому никогда не видал мёртвых или больных.
И вот однажды он решил выехать из дворца и ехал верхом по дороге. Свита сопровождала его. Вдруг увидел он погребальную процессию. И спросил, что это. Ему отвечали. Он спросил, как это люди умирают. И ему ответили, что прекращается дыхание и тело мёртвое разлагается.
И, ничего не сказав на это, он продолжал путь. И вдруг увидел старика, который едва двигался и не имел ни единого зуба во рту. И царевич спросил, что же это, что происходит с этим человеком. И ему отвечали, что это старость.
Услышал царевич о старости и смерти и возвратился назад во дворец. Он решил, что должен отыскать того бессмертного, кто сотворил земной мир. Царевич ушёл в пустынные и высокие горы и остался там жить и прожил всю жизнь в великом воздержании и целомудрии. А когда умер царевич, тело его доставили отцу; и тот, увидев любимого сына мёртвым, огорчился необычайно. Много царь оплакивал сына, а потом приказал сделать идола, представлявшего образ и подобие царевича. И этот идол был сделан из драгоценных камней и золота. И царь приказал поклоняться изображению царевича и почитать царевича за бога. И приказал молиться царевичу как богу.
А в Хундустане рассказывают, будто бы царевич умирал восемьдесят четыре раза; и всякий раз воскресал в ином обличье; и в первый раз он сделался быком, затем стал конём, затем собакой. И лишь после восемьдесят четвёртой своей смерти стал царевич богом. За лучшего и за самого большого бога из всех своих почитают его язычники в Хундустане. И поклоняются его изображениям — идолам.
А ещё есть в Хундустане царство Гузурат. И каждый год выходят из этого царства морские разбойники на судах — грабить и обращать в рабство купцов. И вместе с этими разбойниками плывут их жёны и дети. И подстерегают они корабли купцов, и нападают, и грабят, и убивают, и делают купцов рабами.
Столь диковинны хундустанские земли...
После прекрасной пирушки Офонас-Юсуф тонул в море слов, сказанных ему. Слова преображались в картины, живые и движущиеся; слова улыбались и оскаливались хищно и весело, и слова многие поглощали само существо Офонаса; он сам, казалось, преображался в слова, хохочущие и хмурящие брови, веселящиеся и пребывающие в печали, многие слова, поющие, и летящие, и пляшущие...
Офонас раздумывал, как быть далее. Денег у него всё же не набиралось на дорогу до Руси, до Твери. Да и тянуло его вдаль, туда, где, должно быть, могло расступиться море слов причудливых (если оно могло расступиться!) и раскрыть наконец-то некую живую жизнь...
Однако же вечером другого дня произошло с Офонасом-Юсуфом горе. Он возвращался в караван-сарай, где стоял; дорога петляла и бежала мимо густых и тёмных кустов. И вдруг выскочило из этих кустов пять или шесть мужчин с длинными ножами в руках, смуглых и нагих. И лица этих разбойников закрыты были тряпками, подобно лику человека-волка, явившегося молодому шемахинскому купцу Мехмеду. С громкими воплями разбойники налетели на Офонаса. Он явственно показался им чужаком, несчастным гарипом, которого возможно безнаказанно избить и ограбить. Офонас никогда не полагал себя храбрецом и даже в Твери не любил ввязываться в драки. Но вдруг он не испугался ныне. При нём была его польская сабля. Он левой рукой оттолкнул одного из нападавших, увернулся от ножа острого, прыгнул в сторону и выхватив саблю из ножен, закричал, как на Руси кричали, вступая в битву или в бой на кулачках; закричал азиатское слово, привычное уже на Руси, пришедшее вместе с многими азиатскими воинами, покорившими земли князей Рюриковичей...