Семь песков Хорезма
Шрифт:
— В городе они или в отъезде?
— В крепости, рядом. Где же им еще быть.
— Ну ладно, в остальном разберусь сам.
Расположившись, генерал Перовский отправился в штаб округа, но и там ни Жемчужникова, ни Стерлиха не нашел. Что за чертовщина?! Что еще ва афронт? Сыскался один из офицериков, сообщил несмело:
— Их превосходительства считают неудобным для себя первыми посещать низшего по чину. Оба они генерал-лейтенанты, а вы, ваше превосходительство, генерал-майор.
— Вот оно что! — удивился Перовский, в усища дунул, отчего они веером разошлись. — Этого они от меня никогда не дождутся!
Не мешкая, взялся генерал за наведение порядка
Сел Перовский за докладную записку о положении в киргизских степях, а генерал-лейтенант Жемчужников тем временем настрочил и отослал свое письмецо в Петербург в военное министерство, к самому министру. «Не изволите ли указать, Ваше превосходительство, как вести мне, генерал-лейтенанту, с генерал-майором Перовским? Было бы, вероятно, благоразумно самому генерал-майору первым нанести мне визит...»
Ответ последовал без промедлений: «Предлагаю тотчас, по получении сего распоряжения, явиться Вам к своему начальнику — корпусному командиру свиты его императорского величества, генерал-майору Перов скому и доложить, что за нарушение правил обычной военной подчиненности Вам, генерал-лейтенанту Жемчужникову, велено подать в отставку...»
Прокатившийся по Оренбургу слух о полном поражении генерала Жемчужникова немало позабавил обывателей Посрамленный пехотной дивизии командир ночью, чтобы на стать всеобщим посмешищем, отправился в свое имение А еще через некоторое время пргска-кал в Оренбург дипкурьер с царским указом о пожаловании Перовскому звания генерал-лейтенанта Вместе с указом было доставлено распоряжение «Говорить о походе на Хиву преждевременно. Подобное предприятие потребовало бы больших затрат..» Разрешили, однако, Перовскому задержать всех хивинских купцов, торгующих в Оренбурге и Астрахани, и заняться обменом пленных.
Хивинцев вместе с товарами на полтора миллиона рублей взяли под стражу, а Аллакули-хану послали ультиматум: «Не отпустишь из неволи всех русских пленных — не видать тебе твоих купцов!»
Хан дрогнул — прислал двадцать пять пленников. Все они оказались людьми старыми, прожившими в рабстве по тридцать-сорок лет Перовский рассудил; «Менять одного за одного было бы несправедливо!» Выслал в ответ всего пятерых хивинских приказчиков.
Аллакули-хан поразмыслил и в другой раз прислал тоже пятерых пленников.
Перовский разгневался: «Черта-с два с этого хана возьмешь! Так можно до ста лет торговаться!» Вновь написал письмо государю о необходимости похода на Хиву. И опять последовал отказ и совет дельный — обживать надобно киргизскую степь: постепенно постам и хуторам продвигаться к Аральскому морю.
Заложил тогда генерал-лейтенант Перовский военные укрепления в киргизской степи: одно на Эмбе,
Укрепления заселены были небольшими гарнизонами, однако разбои в степи не прекратились. Исчезали часовые с постов, казаки на пути из Оренбурга на Эмбу, рыбаки на каспийских заливах. Весной киргизы угоняли крестьян с пашен. Обнаглели вовсе.
К богатым казакам на Урал посылали помещики своих крепостных — эти артели были под особым присмотром у аламанщиков. Как-то к преуспевающему хуторянину-казаку Зайчикову, занимавшемуся хлебопашеством и торговлей, пришла батрацкая ватага в сотню душ, в основном, молодые девки и парни из соседней Уфимской губернии. Рачительный хозяин специально для батраков соорудил на краю поля сарай для жилья. Разместились пришлые в нем, осмотрелись и вышли на покос хлебов. Ночью, когда уснули мертвецким сном, внезапно налетели степные разбойники выгнали нагайками всех в поле и увели в степь. Хозяин лишь в полдень поднял тревогу, когда от разбойничьей шайки и след простыл. Несколько дней потом рыскали по киргизским степям отряды уральских казаков, пы таясь напасть на след грабителей, но тщетно — вернулись ни с чем.
Доложили о случившемся генералу Перовскому — тот брови сомкнул в гневе, зубами заскрипел в кулаком по столу стукнул:
— Хватит терпеть! Кончилось мое терпение!..
Выехал генерал в Петербург, и через две недели предстал с прошением о необходимости воинского поиска в Хиву перед военным министром графом Чернышевым. Граф, выслушав Оренбургского военного губернатора, с сомнением усмехнулся, губы скривил, руками развел театрально. Всем своим видом выразил, что разговор этот доставляет удовольствие точно такое, если бы он говорил не со сведущим в важных государственных делах, а каким-нибудь гимназистом или кадетом. Перовский уловил это и тоже принял соответствующую позу. Подошел к окну, отодвинул тяжелую зеленую штору, открывая вид на главный портал Зимнего дворца и Александровскую колонну. Сказал с сожалением:
— Велика Россия, и могущество ее велико, а справиться с рабовладельческой Хивой не может.
— Да уж такова она, Хива, словно старая ведьма пыхтит, ворчит и злобствует посреди необъятных пустынь, — иронизируя, с некоторым высокомерием заговорил Чернышов. — С Каспия к ней не подступиться: две недели надобно по безводным пескам идти, а от Оренбурга втрое дольше. Колодцев на пути маловато, и все маловодные. Роту или батальон еще можно напоить из такого колодца. Но ведь на Хиву идти — несколько полков надо с собой брать, тысяч пять лошадей, тысяч двадцать верблюдов. И всей этой скотине воды подавай, иначе подохнет.
— Зимой идти надо, когда в степях снега много, — возразил Перовский. — Снеговой водой можно стотысячное войско напоить.
— В зиму пойдешь—весь отряд заморозишь и сам Богу душу отдашь, — строже заговорил Чернышов.— Или неизвестно тебе, Василий Алексеевич, какие крутые бураны свирепствуют в киргизской степи?
— Известно, — согласился Перовский. — Однако в двадцать пятом году генерального штаба полковник Берг именно зимой прошел от Мангышлака до Усть-Юрта, и ничего—не замерз.
— Берг не войной ходил в Хиву, а на съемку местности близ Арала. Он хану войной не грозил. А коли дошло бы дело до сечи, потерял бы весь свой отряд полковник Берг.