Семь понедельников подряд
Шрифт:
– Что это?
– Пирожки. С мясом и с повидлом. Просфорница для Ленки испекла, а та попросила тебе отдать. В дорогу.
Корзинка вполне поместилась в мою полупустую сумку. Не оборачиваясь, я поплелась к платформе, но вдруг на полпути остановилась.
– Я очень надеюсь, что ты не заберешь клад у Лены и батюшки, - тихо сказала я, по-прежнему стоя к нему спиной.
Женя молчал. Я обернулась и увидела, что он уже далеко – стоит у мотоцикла и разговаривает с дьяконом.
Значит, не слышал.
Ко мне уже шел Лешка – хмурый и словно постаревший. Я вдруг вспоминал слова Таисии:
– Послушай, - сказал Лешка, не глядя на меня. – Честно говоря, я просто не знаю, кому верить. Почему-то такое чувство, что врут все.
Я молчала. Что тут было говорить.
– Леш, кому верить, кому не верить – тебе решать, - помолчав, все-таки выжала из себя я. – Но то, что я не по своей воле во все это вляпалась, - это факт. Смотри, это кольцо, - я показала ему руку, - единственное, что я взяла из клада. Если бы ты не ушел, то и сам все увидел бы, - я не стала говорить, что нашла сундучок уже после того, как он ушел. – Можешь вернуться обратно, время до поезда еще есть, и спросить священника. Он подтвердит. Или ты думаешь, тут целый преступный сговор?
– Ты совсем из меня идиота хочешь сделать? – поправив очки, поинтересовался Лешка. – При чем тут твой клад?
– Он не мой, - обиделась я.
– Какая разница. Ладно, Оля. Этот тип тут тебе такие дифирамбы пел, какая ты белая, пушистая и ни в чем не виноватая. Ты говоришь, верь, кому хочешь. Хочется-то тебе верить, просто... – он взял обе сумки. – Пойдем там посидим, внутри. Там хоть скамейки есть. Просто если я поверю этой гадине, Свете твоей, выходит, что она своего добилась.
Мне захотелось возмутиться: вот как, значит, ты не мне хочешь верить, а наоборот, не хочешь верить ей, но я вовремя прикусила язык. Не в моей ситуации качать права. Лучше промолчать.
Пусть все идет своим чередом. А там, глядишь, и ишак сдохнет.
22.
С тех пор прошло больше полугода. Не сразу, но все же наши отношения с Лешкой вошли в нормальную колею. Он получил повышение, уволил старую секретаршу Верочку и подыскал новую, с ногами от ушей и дурацким именем Ариадна. Я постаралась сделать вид, что этого обстоятельства не заметила.
Ни о Светке, ни о Протасове, ни, тем более, о Жене я ничего больше не слышала. Разве что Таисия написала мне, что Светка уехала на следующий день, прихватив на память ее жемчужные бусы и стукнув на прощание Борьку метлой. Бедный хряк хромал две недели. Получила я письмо и от матушки Елены. Она благополучно родила мальчика, которого назвали в честь отца Александром. Сан Саныч, значит. Половину клада у них Женя все-таки забрал, но оставшегося вполне хватит, чтобы закончить реставрацию церкви. А вот на домик – вряд ли.
Павла родственники похоронили в складчину, большую часть внесла считающая себя виноватой Марья Петровна. В милицию тогда все-таки пришлось идти ей, потому что соседей Павла дома не оказалось. Дело завели, но, как и следовало ожидать, оно наглухо зависло. Подумав, подумав, я написала в прокуратуру кляузу на Сергея Николаевича Протасова, причастного и
Выйдя на работу, я задумалась об очередной книжке.
Брать ли сюжет в работу?
После долгих мучений, колебаний и сомнений, я все-таки начала, но скоро отложила в сторону, потому что подвернулись сразу два других. Сначала у жены Лешкиного друга Никиты умерла старая и страшно богатая бабка. Многочисленные наследники бросились жадно делить наследство, и из этого вышла совершенно дикая история, в которой Никита оказался, разумеется, крайним. Он даже обращался ко мне за помощью – в обмен на разрешение использовать эту историю по моему усмотрению.
Затем мне позвонила Лиза Журавлева и, едва успев поздороваться, заявила, что я свинья, потому что не пришла на ее похороны.
– А откуда ты звонишь? – осторожно спросила я.
– Из больницы, - ответила она, и едва я подумала: «психиатрической», уточнила: - Тюремной.
Ее история оказалась не менее дикой, и такой сюжет я тоже не могла упустить. Так что в течение четырех месяцев я писала две книги параллельно. Как только случалось затруднение с одной, переключалась на другую – и наоборот.
Закончив, я заскучала. Погода стояла мерзейшая, по городу гуляла эпидемия гриппа, который я благополучно подцепила и две недели провалялась дома. Напуганный Лешка даже взял несколько отгулов и сидел со мной, варил бульоны и вообще – ухаживал. Оказалось, что это очень приятно. За столько лет, в течение которых мне удавалось болеть не более одного дня и то в ходячем состоянии, я об этом совершенно забыла.
Как только мне стало получше, я выползла из постели, натянула шерстяные носки и уселась за компьютер. Поиграла в игру, где забавно блеющие овечки перепрыгивают через барьеры и автомобили, побродила по интернету, полюбовалось на свое раскидистое фамильное древо, загнанное мною на генеалогический сайт, и сделала в нем необходимые дополнения. Потом открыла Word, и в девственно чистом окне появилось: «Как обычно под утро, снилось мне что-то очень приятное».
Конечно, сюжет я, по своему обыкновению, перепахала вдоль и поперек, изменив все, что только можно. Долго думала, стоит ли описывать сцену на берегу, но все же рискнула. Все равно Лешка мои книги не читает. Только первую осилил и сделал потрясающий комплимент: «Мне все очень понравилось. Особенно гонорар». Особенно то, что я купила ему на этот гонорар прибамбасы для машины. И потом, имею я право на художественный вымысел или нет? Я же не автобиографию пишу.
И все же оставались кое-какие вопросы. Заявив Жене, что мне все понятно, я, конечно, слукавила. Ближе к истине было второе: а то, что непонятно, - на это наплевать. Но одно дело мне, а другое – дотошному читателю. Я принялась выдумывать нечто залихватское и в то же время правдоподобное, но на деле все оказалось гораздо проще.