Семь пятниц Фарисея Савла
Шрифт:
САВЛ. Скажи правду, Лука: моим выздоровлением я тоже обязан Иисусу Назарянину?
ЛУКА. Да. Прости, что не сказал. Я хотел, чтоб ты полюбил его, не ведая, что обязан ему.
САВЛ. Ты говорил о дружбе, Лука. Не слишком ли много тайн для дружбы? Как ты хочешь, чтобы я доверял тебе? Мой учитель прав: нельзя доверяться язычнику!
ЛУКА. Идем, Петр! У Андроника есть дело к студенту Савлу, не будем мешать… У тебя такое зрячее сердце, Савл; как странно, что оно не различает дружбы!
Лука
САВЛ. Ни невесты, ни друга… (Андронику). Ты пришел отнять у меня лучшее, что имею.
АНДРОНИК. Лучшее, что имеешь – это то, что в твоем сердце. Как отнять у человека то, что у него в сердце? Никак! А чего он не имеет в сердце, того и отнимать у него не нужно.
САВЛ. Я люблю Юнию всем сердцем. Я никогда не перестану любить ее!
АНДРОНИК. И я люблю ее всем сердцем. И я никогда не оставлю ее одну!
САВЛ. Ты обвиняешь меня?! Нас с Юнией разлучил Закон Бога Израиля!
АНДРОНИК. У меня греческое имя, но я – израильтянин. И я жил под Законом и боялся греха. Но не было во мне восхищения. Иисус Назарянин дал мне восхищение: я восхищен, я унесен от зла! Ты любишь Закон больше, чем Юнию. Это – просто.
САВЛ. Просто?! О, конечно! Для невежд все всегда будет просто! Иисус Назарянин, кто бы он ни был, дал тебе силу исцелять, но обольстил тебя страшным соблазном: самому стать богом! Если бы ты учился Закону, тебе бы легче было отрезать себе язык, чем рассуждать о том, как просто любить девушку больше Закона! Но ты же – бог, ты исцеляешь, тебе позволено забирать чужих невест!
АНДРОНИК. Юнии лучше быть со мной, чем одной. Я хочу привести ее к пославшему меня, и она согласна. Это будет хорошо для нее, я знаю! Если любишь ее, благослови нас!
САВЛ. Ну, раз ты знаешь, что для нее лучше, а она знает, что ей нужно к Иисусу Назарянину, зачем вам мое благословение?! Я – не бог: вы слишком много просите у меня! Я не дам вам моего благословения, потому что не могу его дать! Прощай!
АНДРОНИК. Юния говорила мне, что ты – человек великой души. Я верю ей.
САВЛ. Оставь меня!
Андроник уходит. Входит Луций.
ЛУЦИЙ. Скажи мне, Савл, для чего ты отдал моим солдатам Иуду Симонова?
САВЛ. Я же сказал им, что он – богохульник и опасный бунтовщик.
ЛУЦИЙ. В дела вашей веры мы не вмешиваемся, ты это знаешь. А бунтовщикам против Рима ты сам не так давно помогал. Ты полюбил Рим?
САВЛ. Трибун, этот человек замышляет погубить Иисуса
ЛУЦИЙ. Вот оно что!.. Но разве ты – поклонник Назарянина?
САВЛ. Нет!.. Но я не хочу его смерти.
ЛУЦИЙ. Что-то тут не так, Савл. Не хочешь ли сказать яснее?
САВЛ. Я могу сказать только одно: казнь Иисуса Назарянина породит страшную смуту.
ЛУЦИЙ. (Подумав). А ведь я отпустил Иуду. Возможно, я сделал ошибку, но Гамлиэль…
САВЛ. Мой учитель?! Он был у тебя?!
ЛУЦИЙ. Я посылал за ним. Видишь ли, Иуда заявил, что состоит на службе у Совета Старейшин, и Гамлиэль может это подтвердить. Твой учитель подтвердил слова Иуды.
САВЛ. Мой учитель… И ты отпустил Иуду?
ЛУЦИЙ. Зачем было держать его? Если б ты сам привел его ко мне и объяснил…
САВЛ. И ничего уже нельзя поправить?
ЛУЦИЙ. Можно попытаться… За Иудой следят.
САВЛ. Зачем?
ЛУЦИЙ. Он мне не понравился. Он показался мне грязнее мухи… Прощай!
Луций поспешно уходит. Входит Стражник. Савл бросается в палатку и выносит оттуда халу и кувшин вина.
СТРАЖНИК. Субботний покой! Субботний покой в Иерусалиме! Субботний…
САВЛ. Стой, левит! Раздели со мной Субботу, прошу тебя! Я совсем один! У меня никого не осталось на свете – только ты и Бог! Вот – вино, вот – хала… Прошу тебя!..
СТРАЖНИК. Благодарю, школяр. Не может страж Храма нарушить установленный порядок. Субботний покой! Субботний покой в Иерусалиме! Субботний покой! (Уходит).
САВЛ. (Один). Как я мог забыть: у меня же еще есть Димон! Где ты, Димон, кровный брат мой? Приди разделить со мной Субботу! Хочешь моей крови? Она – твоя! (Пьет).
КОНЕЦ ПЯТНИЦЫ ЧЕТВЕРТОЙ
Пятница пятая
БАЛАГАНЩИК. И пришла Черная Пятница. И настала тьма по всей земле. И было торжество тьмы: ей казалось, что она объяла весь свет. И птицы тьмы летели к Лобному Месту, чтобы выклевать глаза у распятых, ибо среди трех осужденных был тот, чьи глаза вместили свет мира. И глумливый Зверь, видимый одному лишь Иоанну, носился по Иерусалиму, ликуя. Он хохотал над оплошностью Бога, заключившего себя в смертном теле, и готовился пожрать его, прибитого гвоздями к столбу. И вспоминал Иоанн, как прошлой ночью в оливковый сад в Гефсимании вошли храмовые стражи, и среди них – Иуда. И шепнул Иоанну Учитель: «Я ухожу. А ты будешь ждать меня на земле до тех пор, пока не покончу со Зверем». И заплакал Иоанн об Учителе. Пятница Пятая! (Уходит).