Семь сказок о сексе и смерти
Шрифт:
Позвонил один из моих английских друзей.
— Хорошо, что ты проехала до блокады. Мои родственники застряли в кемпинге на Луаре — в их фургоне кончился бензин. Заправки не работают, горючего не достать ни за какие деньги.
Я купила канистру и вечером отправилась ее наполнять. Пришлось спрятать машину и целый час стоять в очереди. Заправлять машину и отдельно набирать канистру не разрешалось. Затем я вернулась домой и устроилась на задней террасе, чтобы прийти в себя. Первые несколько дней мой перевод свободно изливался из принтера со скоростью около трех тысяч слов в день. Это был захватывающий психологический триллер об актрисе, которая уверена, что ее кто-то преследует, но не может толком объяснить, кто именно. Чтобы отметить трудовые успехи, в семь вечера я налила себе глоток джина, выключила компьютер и включила телевизор. Новости, однако, не радовали: переговоры между правительством и тремя
— Им нужна le bras de fer [35] , — говорили они уверенно, как будто речь шла о старинном забастовочном ритуале, который всегда заканчивается компромиссом и всеобщим согласием.
Но этого не произошло. События стали развиваться с пугающей быстротой. К концу недели все заправочные станции страны пересохли. Правительство отправило армию строить баррикады вокруг топливных резервуаров близ Парижа, чтобы бастующие водители не могли парализовать столицу. В новостях по телевизору теперь говорили только об одном, как будто остальной мир вовсе перестал существовать.
35
Железная рука (фр.).
Мой перевод продвигался в том же темпе. Актрису подвергли принудительному психиатрическому лечению от параноидальных состояний.
Тем временем кончились запасы топлива в аэропортах и отменили многие внутренние рейсы. Фермеры, страдавшие от налога на топливо ничуть не меньше водителей грузовиков, блокировали рельсы и вывели из строя железнодорожное сообщение. Потом дальнобойщиков поддержали таксисты: они наводнили парижскую кольцевую дорогу медленно движущимися машинами; это называлось “Operation Escargot” [36] . Такси двигались кругами по peripherique [37] со скоростью пять километров в час, пока не кончился бензин; а когда он кончился, обездвиженные таксомоторы выстроились в настоящие баррикады. Заправочные станции, на которых оставалось еще хоть немного бензина, были реквизированы властями “для чрезвычайных ситуаций”. Предъявив carte professionnelle [38] можно было получить топливо на 150 франков. Никак иначе заправиться было нельзя.
36
Операция “Улитка” (фр.).
37
Кольцевой дороге (фр.).
38
Профессиональную карточку (фр.).
Страна замерла.
Самое удивительное, что к забастовке присоединялись все новые силы. Школы вождения вдруг захватили центр Тулузы. Пастухи из Верхней Савойи спустились с гор со своими стадами, протестуя против падения цен на баранину и увеличения импорта мяса. Нарядившись в традиционные накидки и шляпы, они осадили Сенат, грозя полиции посохами, собаками и ружьями. Еще они захватили Люксембургский сад. Овцы пожирали цветы и декоративные изгороди. Все восприняли это как должное — никому не показалось, что пастухи зашли слишком далеко. Строительные рабочие вывели свои экскаваторы и краны на посадочные полосы и принялись терроризировать аэропорты. Представители экзотических профессий, вроде специалистов по искусственному разведению устриц, вышли на баррикады возле Сета на юге, требуя компенсации за неизвестный вирус, поразивший раковины. Производители соли из Ла-Боль в Бретани сложили инструменты и навалили горы соли на ступени префектуры. Chausseurs [39] , возмущенные общеевропейскими нормативными актами, ограничивающими их свободу подстреливать все что движется в любое время года, оккупировали основные дороги, угрожая ружьями немногим оставшимся автомобилистам. Шоссе, ведущие в Испанию и Италию через южные границы страны, были перекрыты нашими местными chausseurs; кое-кого
39
Охотники (фр.).
Тут рыбаки решили, что настало время потребовать новых уступок, и снова заблокировали порты Ла-Манша и Тоннель. К середине июля объявили всеобщую стачку.
Кроме того, стояла жара. У меня есть теория, что всякого рода народные возмущения всегда происходят в хорошую погоду. Нужно незаурядное мужество, чтобы выйти на демонстрацию в дождь или снег. Для такого бунта нужна выносливость. Но в эти знойные дни, в эти долгие, душные ночи было возможно все что угодно. Забастовка продолжалась.
Героиня моего перевода вбила себе в голову, что ее преследуют некие темные силы, предвестники апокалипсиса. Она одна видит, что происходит, все остальные ничего не замечают. Врач приходит к выводу, что она окончательно свихнулась, и запирает ее в психушку.
Новости по телевизору становились все более зловещими. Бастующие строители атаковали полицейских, когда те попытались расчистить взлетные полосы в Руасси. На одном из охраняемых войсками хранилищ у самого Парижа произошел взрыв. Причиной почти наверняка послужила бомба; многие были тяжело ранены. Пламя охватило склады прежде, чем успели прибыть специальные военные подразделения — pompiers [40] , разумеется, бастовали, причем уже не первую неделю. В департаментах Вар и Воклюз бушевали лесные пожары. Жителям Маноска пришлось самостоятельно защищать свои жилища. Часть города сгорела дотла. В новостях показали мэра, рыдающего на груди у супруги. Магазины, и так работавшие только полдня, стали закрываться навсегда. Улицы опустели. У меня осталось всего полбака бензина.
40
Пожарные (фр.).
Boulanger перестал спускаться по нашему серпантину. Не было смысла ездить ради трех домов, при таком-то дефиците горючего. Некоторые счастливцы, живущие близко к границе, ухитрялись заправиться в Люксембурге. По телевизору показывали, как они суетливо и торжествующе наполняют баки. Британия, Бельгия, Швейцария, Италия и Германия закрыли границы с Францией. Я оказалась в западне.
Сначала я не слишком беспокоилась. Это не может продолжаться вечно, говорила я себе. Наверное, они ведут переговоры. Закулисные переговоры — обычное дело. Однако 20 июля произошло нечто, совершенно выбившее меня из колеи. Одна из моих соседок, медсестра по имени Женевьев, мать троих маленьких детей, постучала в мою дверь.
— Есть тут кто-нибудь? Est-ce qu’il у a quelqu’un?
Я все еще увлеченно переводила: в данный момент это был прекрасно написанный пассаж, в котором моя героиня воскрешала в памяти картины детства, покуда ее психотерапевт в задумчивости рисовал пальмы. Работа полностью отвлекла меня от политических событий, так что от внезапного стука в дверь я вздрогнула, и только потом услышала голос соседки. Я уже начала бояться стука в дверь.
Она не стала заходить в дом.
— Мы едем на север, в Виши, к родственникам, — сказала она. — В городе безопаснее. Все равно Франсуа не может ездить на работу. Вы не бойтесь — сюда никто не придет. По этой дороге никто не ездит. И Шиффры остаются. У нас на поездку в Виши уйдет последний бензин, так что мы уже не вернемся до конца забастовки.
— И когда она закончится, по-вашему?
— Ну… Alors… са. — Она пожала плечами. Я поцеловала ее на прощанье.
На другой день к забастовке присоединились энергетики, и не стало света. Компьютер стал бесполезен — пришлось продолжить перевод вручную. Не стало горячей воды, музыки, радио, телевидения. Но телефон еще работал. Я звонила в Англию, но не могла сказать родным ничего ободряющего.
— Трудновато. Еды мне хватит на несколько недель, даже месяцев. Но свежих продуктов нет — холодильник не работает. И у меня не осталось бензина, чтобы выбраться.
— Может, попробуешь доехать до Испании по горным дорогам? Из Барселоны еще летают самолеты. Из Мадрида уже нет. Ты разве не слышала? Забастовка распространяется.
На следующий день они позвонили снова.
— Мы ужасно волнуемся! Ты слышала — в Париже восьмерых человек застрелили прямо на улице!
— Здесь все спокойно.