Семь смертей Лешего
Шрифт:
Какой бы не была на самом деле причина невозвращения домой беглого преступника, последствия этого были одинаково печальны для тюремного начальника. Он впал в прострацию, грезил наяву, и являлись ему в лихорадочных видениях, серые казенные стены тюрьмы. И он в этих стенах. Но только не всесильным начальником, а грязным, зачуханным петухом, используя которого гнусное тюремное быдло, удовлетворяло похоть. Грезился и страшный конец, спустя несколько месяцев, когда его аппетитная задница приестся сокамерникам, и они найдут на петушиное место кого-нибудь помоложе и посвежее.
К концу второй недели пребывания в Шишигино, охота на беглого зэка, потеряла всякий
Он продолжал торчать в Шишигино только потому, что боялся возвращаться. Его ждали. Ни лавры и триумф победителя, а наручники и позор проигравшего неудачника. Арест, приговор суда, и тот кошмар, что приходит к нему во сне, и наяву, в лихорадочных видениях.
Он продолжал ждать неведомо чего, оттягивая до бесконечности возвращение, и те последствия, что последуют за ним. И он дождался. Спустя еще неделю, мерное течение жизни на Халявинском подворье было грубо разрушено рычанием автомобильных моторов. Возле дома остановилась легковушка, из которой вышел седовласый, подтянутый полковник, в сопровождении шустрого лейтенанта, угодливо распахнувшего перед ним дверь. Из подъехавшего следом, крытого брезентом грузовика, спрыгнуло с десяток автоматчиков, поправляя на себе обмундирование, прилаживая разболтавшуюся по дороге амуницию. Построившись в две шеренги, пожирая начальство глазами, они выслушали краткий инструктаж, после которого устремились внутрь подворья. Заглядывая в каждую щель, не упуская из виду ни одного места, где мог спрятаться человек.
Спустя пару минут, перед полковником стояли заспанные обитатели дома, - дед, бабка, и Лешка, выдернутые прямо из постели. Немного в стороне, с угрюмыми лицами, босиком и без оружия, стояла пара их бывших охранников. Их оружие лежало возле ног полковника, нетерпеливо поглядывающего на часы. Шалмина, среди задержанных не было, и это заставляло офицера нервничать.
Он приехал сюда не для того, чтобы любоваться стариками да пацаном, даже не для того, чтобы вернуть в строй вконец опустившихся за долгое безделье солдат. Он прибыл в Шишигино за Шалминым, бывшим начальником тюрьмы, ныне кандидатом на «вышку», или пожизненное заключение. Он трясся по разбитым лесным дорогам сотни верст и еще столько же ему предстоит добираться обратно. И нет желания торчать в этой глухомани до вечера, и уж тем более провести здесь ночь.
Он не выспался, поскольку ночь провел в дороге и те клевания носом в машине на пути сюда, конечно не в счет. Это не сон, и не дремота даже, только лишняя морока и головная боль. Он торопился поскорее сделать дело и вернуться восвояси, чтобы как следует выспаться. А с утра пораньше, он устроит капитану-ренегату допрос с пристрастием, расковыряет гнойный нарыв, что назрел здесь при попустительстве гнусного капитанишки. Пересажает к чертовой матери половину военных и гражданских служащих тюрьмы. Всех, кто даже косвенным образом причастен к творимому на зоне беспределу.
За время пребывания в здешней тюрьме, он наслушался такого, что волосы вставали дыбом. Подобного беспредела, как тот, что творился здесь при попустительстве и непосредственном участии тюремного начальства, он и представить не мог. Нашлись доброжелатели, которые шепнули заезжему
На основании полученной информации, пользуясь имеющимся у него правом, он уже осуществил несколько арестов. Информация полностью подтвердилась, и появилась новая, касающаяся сотрудников и служащих тюрьмы. Постепенно распутывался клубок должностных и имущественных преступлений, случаев воровства и казнокрадства среди офицеров. Во главе преступного сообщества находился капитан Шалмин, арестовывать которого он прибыл лично, не доверяя замам его поимку. Показания бывшего капитана дорогого стоят.
Полковник был уверен, что и тюремный начальник далеко не та иголка, вокруг которой и намотан весь клубок. Он всего лишь промежуточное звено, между клубком и той самой иголкой, затерявшейся где-то наверху, в районе, а то и в столице. Доберись он до этой иголочки, и полетят на землю с чьих-то плеч генеральские звезды. И освободятся нагретые откормленными задницами генеральские кресла. Роскошные кабинеты, спецдачи, спецмашины, спецпайки и персональные пенсии союзного значения. И уж кому, как ни ему, разоблачителю преступного сообщества, претендовать на одно из освободившихся его стараниями вакантных мест. Он уже мысленно примерял на себя генеральский мундир с лампасами.
До получения заветных генеральских звезд оставалось всего ничего, арестовать гнусного капитанишку и доставить на зону. А уж там, он сумеет вытянуть какое угодно признание. Он все устроит так, чтобы упавшие с чужих погон генеральские звезды, прямиком угодили к нему.
Он снова взглянул на часы и недовольно поморщился. Опальный капитан заставлял себя ждать, и это еще больше портило настроение не выспавшемуся и злому полковнику. Из дома выскочил солдат, отрапортовав о том, что капитан Шалмин забаррикадировался в одной из комнат и не желает открывать двери. Какие будут указания на этот счет?
Полковник зарычал от ярости. Мало того, что ничтожный капитанишка заставляет его, полковника, ждать, так он еще вздумал не подчиняться приказам. Полковник, размахивая извлеченным из кобуры наганом, лично возглавил штурм цитадели капитана Шалмина.
Эта мразь заставила старого боевого офицера, подобно зеленому юнцу скакать по ступенькам. Ну, ничего, он с ним поквитается прямо сейчас. Не спроста достал покоящийся в кобуре наган. Он не станет убивать капитанишку, слишком ценный кадр в плане дачи показаний, и добычи с их помощью вожделенных генеральских звезд. Он прострелит ему колено, только и всего. Пускай помучается, покатается, скрежеща зубами по полу, обоссытся и обсерется от боли. Такое ранение делает человека инвалидом на всю оставшуюся жизнь, но подобные мелочи полковника не смущали.
Капитан Шалмин обязан адекватно ответить за причиненные полковнику неудобства. А то, что он обречен, провести остаток дней калекой, плевать, сам на это напросился. Он еще потрясется с простреленным коленом в грязном кузове раздолбанного грузовика, под обстрелом едких солдатских шуточек, тычков и пинков, а также прочих издевательств, на которые столь падки солдаты, по отношению к бывшему начальству, низвергнутому до положения полного ничтожества.
Дорога в зону, покажется мучительной вечностью и ради кровати в лазарете, и отдыха для простреленной конечности, он выложит все, как на духу. Расскажет то, что нужно полковнику, а если вдруг что-то и позабудет, то полковник напомнит ему об этом. Будет допрашивать его день и ночь, столько времени, сколько будет нужно для того, чтобы выжать из капитана всю интересующую его информацию.