Семь смертей Лешего
Шрифт:
Раздолбить унитазы Лешка с легкостью мог за пару минут. Но весь прикол состоял в том, что унитазы должны остаться в целости и сохранности, в гордом одиночестве. А вот бетона, окружившего их, не должно быть. На все про все отводилось Лешке ровно две недели, как раз столько, сколько оставалось до увольнения в запас первой партии с заставы. Но глаза боятся, а руки делают. Тем более что на помощь Лешке пришли два десятка ребят, желающих помочь сержанту быстрее справиться с заданием. Двухнедельного срока оказалось слишком много для подобного задания. Спустя два дня обалдевший от подобной производительности труда старшина принимал работу. Дембельский аккорд Халявин выполнил на совесть, с многократным опережением графика.
Лешка мог спать спокойно.
3.17. Демобилизация
И все-таки дембель, столь тщательно подсчитанный, подкрался нежданно. Утром, сдав смену ночного дежурного по заставе дневному, Лешка как обычно отправился в Ленинскую комнату, для просмотра смой популярной на заставе передачи «120 минут». В программе была куча различных новостей из жизни страны, много бестолковой, пустопорожней болтовни, но главное, - музыка. Из-за нее и просиживал Лешка перед экраном два часа, вместо того чтобы завалиться спать, как все нормальные бойцы, которым сон положен по распорядку. Из-за музыки Лешка жертвовал сном, хотя иной раз было чертовски жаль потраченного времени, если на голубом экране так и не показывали ничего, достойного такой жертвы.
Так было и в тот памятный день, вернее утро, когда раздосадованный потерянными часами Халявин отправился спать, тотчас провалившись в глубокий омут забытья, после бессонной ночи. Ему показалось, что он едва успел закрыть глаза, как его грубо разбудили. Спросонья, ничего не соображая, он открыл, было рот, чтобы от души обложить матом того, кто посмел так бесцеремонно, нарушить его покой. Будить дембеля дослуживающего последние денечки, можно и понежнее. Но готовый сорваться с языка отборный мат, умер в горле, так и не успев родиться. Наведя резкость, он обнаружил вместо ожидаемых сержантских лычек, капитанские звезды начальника заставы. Капитан Бурдин собственной персоной, тряс его за плечи, что-то крича. И лишь когда Лешка облачился в форму, а из мозгов выветрились остатки сна, до него дошло, что хочет от него начальник заставы.
Пока Халявин спал, из отряда пришла телефонограмма, предписывающая капитану Бурдину отправить одного бойца в нулевую партию, так называемую «показуху». И надлежало это сделать немедленно, так как вертолет из отряда уже вылетел, и менее чем через час будет на «Каракозе», а оттуда направится на «Узенгегуш». А затем по другим заставам, чтобы забрать и доставить в отряд дембелей, подлежащих увольнению в «показуху». Но если с прочими заставами все было ясно, там об увольнении знали заранее и подготовились соответственно, то с «Узенгегушем», все было гораздо сложнее. Ранее устами высокого начальства было озвучено, что впавшая с недавних пор в немилость пограничная застава «Узенгегуш», не заслуживает подобного поощрения, как показательная партия. Лешкин дембель был в первую партию, идущую спустя неделю после «показухи». Потому Халявин и был спокоен, как удав, в ожидании своего дня.
Но из отряда поступила телефонограмма, игнорировать которую капитан Бурдин не мог. Раз высокое начальство решило отправить бойца в показную партию, значит, так тому и быть. Кого посылать, думать не нужно, надо просто сместить давно распределенные партии, на один шаг вперед. Но нужно поторопиться, вертолет уже в пути, а до вертолетной площадки еще предстоит добраться. А дембель дрыхнет без задних ног, не подозревая, какое счастье ему подвалило. Поручить подъем и сборы дембеля дежурному по заставе, значит наверняка опоздать. И капитану Бурдину пришлось брать увольнение Халявина, в собственные руки. Он поставил его на ноги, заставил мгновенно одеться и умчаться в каптерку за вещами, давно заботливо приготовленными и упакованными. Пока Лешка собирался, водитель Филиппов, тоже дембель, отправляющийся
Прощальные объятия, и Леха вместе с начальником в кабине ГАЗ-66, облепленного со всех сторон, словно муравьями, бойцами в камуфляже. Начинался издавна заведенный ритуал, проводы заслуженного дембеля домой. Прапорщик Рева пальнул в ослепительно голубое небо зеленой ракетой, знаменуя начало ритуала. По его команде, облепившие машину бойцы поднатужились, покатили «шишигу» к воротам. Вытолкали машину за пределы заставы, и Филиппов дал по газам. Помахав на прощание ставшим родными за долгие месяцы пацанам, Халявин устремился по дороге ведущей к дому.
Минута, и застава скрылась из виду. И были вокруг только горы, да речка, бурлящая возле самого края дороги. Лешка всеми порами впитывал в себя окрестный пейзаж мира, в котором провел лучшие годы жизни. Запомнил на всю жизнь и эти горы, и реку, и сухой колючий кустарник по склонам гор, и скалы, по которым так любил лазать. В родном Шишигино, этого не было и в помине, и он старался навсегда запечатлеть в памяти окрестные пейзажи, сохранив их красоту в своем сердце.
Путь к вертолетной площадке был не близок, но они успели вовремя, прибыв туда ровно за минуту до того, как по ущелью разнесся гул вертолетных двигателей. Халявин успел покурить и потрепаться с другом Филей, с которым вряд ли суждено увидеться вновь. Последние напутствия капитана Бурдина и Лешка на борту. Вертолет взмывает ввысь. Путь его лежит на соседние заставы, где томятся в ожидании дембеля, которым посчастливилось первыми вернуться домой, честно выполнив долг по охране государственной границы.
Последующие дни промчались незаметно, в беготне, связанной с оформлением документов, получением проездных требований, и некоторой денежной суммы, способствующей, возвращению домой. Вряд ли при зарплате семь рублей в месяц, боец мог скопить деньжат на дембель, а тут целая сотня, с которой можно смело пускаться в дорогу, если тратить деньги с умом, и не напиваться на радостях. Все неприятности случаются из-за выпивки. В том Халявин убедился лично, и хотя не являлся пострадавшей стороной, но был участником пьянки, закончившейся печально для некоторых ее участников.
…Случилось это в городе Фрунзе, ныне Бишкеке, столице Киргизской ССР, границы которой они честно охраняли два года, за что и были поощрены увольнением в «показуху». Именно в Бишкек и доставил их автобус, следующий из Пржевальска. В Бишкеке им предстояло расстаться. В столицу Киргизии они приехали дружной гурьбой, заняв половину автобуса. Толпой посетили железнодорожный вокзал, обменяв армейские требования в воинской кассе, на билеты до дома.
С делами было покончено, можно было подумать и о приятном. Это был последний день, когда все вместе и это нужно должным образом отметить, благо они в городе, где нет проблем со спиртным, как и с деньгами. Полученных в части денег хватало и на дорогу, и на то, чтобы хорошо посидеть в компании друзей. Скинулись по десятке и дюжина бутылок водки, плюс закуска, ожидают своего часа в сумках и пакетах. Половина дела сделана, осталось как-нибудь разобраться со второй.
Нужно найти место, где можно спокойно употребить купленную водку и закуску. Хотя они и уволены в запас, но пока что еще военные. Их может задержать и отправить в комендатуру военный патруль, которых в Бишкеке, полным-полно. Они уже сталкивались с патрулями неоднократно и всякий раз вояки только и искали повод, чтобы придраться к группе дембелей, и избавиться от них, стоило немалых трудов. И если от патруля можно откупиться, купив бойцам сигарет, а офицеру пива, то в подвыпившем состоянии, так просто не отделаешься. А если загремишь в комендатуру, то дембель будет в большой опасности.