Семь смертных грехов
Шрифт:
– Эй, Матеуш! – закричал пан Гемба. – Твои бочки, что, высохли до дна? Ты не видишь, нам не в чем усы намочить!
Корчмарь вприпрыжку подбежал к столу, вытирая руки о неимоверно грязный льняной фартук, на этом фартуке сохранились следы соусов, которые Матеуш готовил еще во времена своей молодости.
– Никогда мои подвалы не были еще так полны. Венгерские и французские купцы доставили мне вина лучших сортов. А нашей водки хватит на сто свадеб и сто выборов в сейм.
– Вот шельма, губа [10] у
10
По-польски слово «губа» произносится «гемба». Игра слов
Пан Гемба, оскорбленный, сорвался с места. Упираясь в стол брюхом, он нагнулся к шляхтичу.
– Ты, ваша милость, над моей родовой фамилией не смейся! Я не позволю над ней издеваться, не будь я Гемба! Лучше смерть, чем насмешки.
Пан Топор, вытаращив глаза, как сова, тупо уставился на собеседника, никак не понимая, что он сказал обидного.
Пан Гемба воинственно потрясал рукой под носом у оскорбившего его шляхтича.
– Ты, ваша милость, трус! Боишься выйти на поединок!
Пан Топор, сидевший по другую сторону стола, тяжело поднялся и в свою очередь наклонился к пану Гембе. Они стукнулись лбами так, что искры из глаз посыпались.
– Никому в жизни я еще не показывал спины, – сказал пан Топор, – и всегда готов дать ясновельможному пану полную сатисфакцию. Только пусть пан напомнит мне, чем я затронул его честь. Хоть убей, не могу припомнить.
– Ты, ваша милость, позволил себе непристойно шутить над моей фамилией! взвизгнул пан Гемба.
– Я над твоей почтенной фамилией? Да пусть меня бог разразит на месте, если это так. А как же твоя фамилия, ясновельможный пан, потому что я, хоть убей, не помню?
– Гемба, герба Доливай.
Пан Топор схватил кубок, осушил его, словно стараясь запить что-то очень противное, и вновь ударил им оземь.
– Гемба? Значит, вот это? – он показал пальцем на рот. – Не слыхал. Гемба? Нет, не слыхал.
Грузный шляхтич отскочил назад и выхватил саблю. Пан Топор тоже не заставил себя долго ждать, и в воздухе блеснули два клинка. Шляхтичи пожирали друг друга глазами, готовясь к нападению. Первым бросился пан Гемба. Он попробовал сильным ударом ноги отпихнуть стол, преграждавший ему путь. Но стол, сбитый из толстых дубовых досок, даже не стронулся с места, а пан Гемба взвыл от боли. Рыча, как разъяренный медведь, он обежал вокруг стола и что было силы рубанул саблей наотмашь. Однако пан Топор, предвидя эту атаку, прикрылся саблей, как того требовало искусство фехтования, отбил удар и в свою очередь яростно напал на противника. Они очутились посреди комнаты. Крестьяне притихли и лишь в страхе подталкивали друг друга локтями. Шляхтичи сопели, как кабаны, внимательно следя за каждым движением противника. Они еще раз бросились друг на друга и опять отскочили в разные стороны.
– Ты у меня получишь, ворона ощипанная, – приговаривал пан Гемба.
– Смотри, чтобы я тебе брюхо не проткнул насквозь, как галушку, – кричал в ответ пан Топор, нападая с удвоенной яростью.
– Не таких
Пан Топор свободной рукой подкрутил ус, который он в горячке закусил, из-за чего это украшение мужчины несколько потеряло вид. Пан Гемба выпучил налившиеся кровью глаза и пищал тоненьким голоском:
– Ах ты, болван турецкий!
– Вот я тебя, вот я тебя!… – повторял пан Топор, не отличавшийся такой находчивостью, как его противник.
Лязг сабель заглушал скрежет зубов. Пан Гемба крутил клинком, стремясь обмануть пана Топора, и упорно наступал. Пан Топор наносил удары медленно и обдуманно.
– Лентяй вонючий!
– Вот я тебя, вот я тебя!…
Вдруг пан Гемба воинственно крикнул, сделал выпад и – раз! – нанес удар в плечо противнику. Пан Топор уронил саблю и схватился за рану. Кунтуш его покрылся кровью.
– Вот, получил, собачий сын, – торжествовал пан Гемба.
Пан Топор повторил еще раз свое «вот я тебя!», но зашатался, привалился к стене, побледнел. Пан Гемба приставил ему саблю к груди.
– Отлаивайся, ваша милость, а то конец тебе.
– О, святой Ян, – застонал пан Топор.
– Отлаивайся, а не то проколю насквозь! – грозил пан Гемба, задыхаясь от злости.
– Как же мне отлаиваться, если… если я даже забыл, из-за чего у нас спор вышел?
– Отлаивайся как положено, что я – ясновельможный пан Гемба – являюсь паном Гемба и насмехаться над своей фамилией никому не позволю.
Пан Топор приблизился к столу и, опустившись на колени, залез под него. Пан Гемба, подбоченясь, обвел гордым взглядом комнату.
Пан Топор громко из-под стола провозгласил:
– Я набрехал, как собака, и отлаиваюсь. Пан Гемба не имеет ничего общего ни с какой губой, и никто не имеет права делать по этому поводу никаких намеков.
Пан Топор пролаял три раза, как пес, выбрался из-под стола, затем поднял кубок с вином и чокнулся с паном Гембой.
– Губа это губа, а шляхтич это шляхтич. Одно к другому отношения не имеет.
– В таком случае дело улажено, – успокоился пан Гемба, и противники звучно расцеловались. – Пан Литера, скажи что-нибудь по этому поводу.
Секретарь торопливо вскочил, но никак не мог сохранить равновесия и шатался из стороны в сторону.
– Honesta mors turpi vita potior! – крикнул он на всю избу. – Почетная смерть лучше позорной жизни!
– Вот именно, – проворчал пан Гемба и приказал пану Литере сесть.
Тот не шевелясь опустился на скамью и сидел, неестественно выпрямившись, словно шест проглотил.
Брат Макарий смочил в вине кусок полотна, оторванный от рубахи пана Топора, и перевязал рану громкая стонавшему от боли шляхтичу.
Тем временем корчмарь принес объемистый жбан и поставил его перед гостями. У брата Макария загорелись глаза. Еще издали уловил он этот запах. Содержимое жбана было столь прекрасным, о таком напитке он не смел даже и думать, начиная сегодняшний день. Когда сидевшие за столом сделали первый глоток, у всех внезапно прояснились лица. А хозяин, подбоченясь, с гордым видом смотрел на гостей, багровея от радости.