Семь смертных грехов
Шрифт:
Перед домом стояли две телеги. На одной из них уже находилась ведьма в бочке. Рядом с ней усадили и брата Макария. Отец Ипполит ловко взобрался на эту же телегу и, раскачиваясь из стороны в сторону, громко пел молитвы. На другой телеге поместились судьи и обвинитель. Лошади тронули, и процессия медленно двинулась по деревне. Толпа в молчании следовала позади. Дети радостно прыгали и с диким визгом бежали за телегами.
День клонился к вечеру, жара уже спала. Ласточки с пронзительными криками носились
– Значит, приходится умирать, – обратился к ней брат Макарий. – Что же, вместе веселей.
– Отец мой, я боюсь, – то и дело повторяла женщина, – боюсь смерти. Я ведь не виновата.
Брат Макарий с состраданием смотрел на ее израненное лицо и распухшие синие ноги.
– Я тоже боюсь, – шепнул он ей, – но виду не хочу подавать, чтобы не доставлять удовольствия этим собачьим детям. – И он весело подмигнул.
– Страшно умирать так, – прошептала женщина, и слезы ручьем лились у нее по лицу.
– Я тоже надеялся, что протяну ноги среди более порядочных людей.
Проехав деревню, процессия свернула к лесной просеке. Кармелит дико завывал, продолжая распевать свои молитвы. Навстречу быстро двигалась какая-то подвода. Скоро можно было рассмотреть, что она гружена бочками. Возница съехал с дороги, уступая путь процессии. Поравнявшись с подводой судья закричал:
– Поблагодари милостивую паки Фирлееву за то, что не забыла о нас. А эти бочки сложи ко мне в сарай.
– Все кончено? – прокричал возница.
– Как видишь.
Брат Макарий потянул носом и почувствовал хорошо знакомый запах. Он поглубже втянул воздух, наслаждаясь винным ароматом.
– Плату им везут, – грустно заметил квестарь и еще раз потянул носом. – Ты правду говоришь, женщина. Страшно вот так умирать, с пересохшей глоткой. Страшно.
Тут судья, у которого глотка, видимо, тоже пересохла, приказал остановиться и перетащил одну из бочек в свою телегу. Там ее немедленно открыли и начали распивать. Квестарь приподнялся на цыпочки и крикнул:
– Дайте же немножко несчастному осужденному, а то он подохнет раньше времени.
Но те, увлекшись выпивкой, даже не расслышали его просьбу. А подручные палача заставили его опять лечь в телегу и замолчать. Наконец двинулись дальше. Когда процессия добралась до просеки, было уже под вечер. Деревья купались в багряных лучах заходящего солнца. Судьи соскочили с телеги и выстроились в ряд, крича друг на друга и переругиваясь, как мужики на ярмарке.
Посредине просеки стояли невдалеке одна от другой две ели. Возле каждой была навалена гора смолистых поленьев, сухого хвороста и соломы высотой в несколько локтей. Из-за этой
Подручные несколькими ударами топора разбили в щепы бсчку, где сидела женщина. Поднявшись на ноги, она зашаталась и упала. Палачи подхватили ее, подвели к костру, уложили на самом верху и прикрыли сухими еловыми ветками. Несчастная уже не сопротивлялась и не кричала.
– Так и ты погибнешь, – прошептал отец Ипполит, приблизившись вплотную к брату Макарию. – Я дал обмануть себя только один раз, негодник.
– Два раза, отец мой, два раза, – ответил квестарь.
Отец Ипполит опешил. Он сделал шаг назад и провел рукой по лбу.
– Когда же в другой раз?
– Да сейчас.
– Сейчас? Как так?
– А вот так. Клад спрятан, и я знаю, где он лежит.
– – Окаянный!
– А тебе не скажу.
Кармелит злобно фыркнул и задумался. Потом, приблизившись к квестарю, ласково сказал:
– Если скажешь, останешься жив.
– Нет у тебя такой власти, отец.
– Есть. И я охотно сделаю это назло тенчинской старухе. Скажи, где клад?
– В надежном месте. Там алмазы, золотые браслеты, рубины, много рубинов.
– Будешь на свободе.
– Так ты веришь мне?
– Если обманешь, погибнешь на костре.
Квестарь почесал бородавку, в таких случаях она всегда сильно зудела.
– А теперь скажи, за что меня хотят сжечь на костре? За дьявольские дела или за то, что знаю, где клад?
– За дьявольские дела.
– Ну, тогда придется тебе сжечь меня. Раз я дьявол, стало быть меня нужно сжечь. И драгоценности ведь тоже дьявольские.
– Какие бы ни были, это – драгоценности.
– Так, говоришь, сказать тебе, где они?
– Скажи и будешь на свободе.
– А суд? А этот приговор?
– Банда дураков! Они делают то, что я им прикажу. Где клад?
– В одном дубе, в дупле.
– Где?
– Я должен с тобой пойти, отец, иначе ты не найдешь.
– Найду.
– А кто поручится, что ты освободишь меня?
– Не веришь слову монаха?
– Ни капельки, преподобный отец.
– Наш орден всегда выполняет то, что обещал.
– Теперь уж я никому не верю.
– Ну, так тебя сожгут, а пепел ветер развеет.
– Пусть развеет.
– Не будь дураком, и ты сумеешь сбежать.
– Эге, раньше ты говорил: «будешь на свободе», а а теперь – «сумеешь сбежать».
– Сделаю, как ты захочешь.
– Пойдем же, это недалеко.
– Так сразу нельзя. Надо церемонию закончить.
– И сжечь меня? Слуга покорный!
– Глупец. Ты взойдешь на костер, а я сделаю так, что обряд не будет свершен. Скажи только, где клад.
– Я же сказал: в дупле дуба.
– Где?
– Я проведу тебя кратчайшим путем.