Семь солнечных дней
Шрифт:
– Ничего, – ответила Речел и обняла Яслин за трясущиеся плечи. Слезы лились рекой. – Пойдем-ка выпьем мятного чаю, чтобы живот прошел. – Она показала в сторону уютного маленького кафе в дальнем углу площади. – И там, – добавила она с каплей сарказма в голосе, – ты и расскажешь мне, какие свадьбы в этом году принято устраивать в модном обществе.
– Ты лучше всех, Реч, – проговорила Яслин. – Иногда я сама не понимаю, почему ты со мной дружишь.
– Загадка, – согласилась Речел.
33
Речел и Яслин не всегда были лучшими подругами. Раньше они вообще
В отличие от Яслин, Речел возненавидела школу с первого же дня. Прилипла к ногам матери, ожидая первого звонка у школьных ворот и затрусила в самый дальний конец классной комнаты. Она до смерти боялась описаться, но ей не хватало духу попроситься в туалет и пришлось терпеть до дома. Все шесть лет, последовавшие за тем кошмарным первым днем, были не лучше.
Речел не хотела, чтобы они с Яслин Стимпсон попали в одну и ту же среднюю школу. И это было взаимно. Когда в средней школе для девочек на Рибстон-роуд они оказались в одном классе, Яслин сделала вид, будто незнакома с бывшей товаркой по начальной школе Сент-Эдвард. В новом классе она тоже стала самой популярной девочкой. Дети дрались за право сидеть рядом с ней. Она даже ввела что-то вроде расписания дежурств. Таня сидела с ней на английском, Дебби на истории и так далее… Речел всегда садилась по меньшей мере за десять парт от рибстон-роудовского ответа Вайноне Райдер из «Хитер». [18]
18
Культовая подростковая черная комедия Майкла Лемана 1989 года. Вайнона Райдер играет девушку, связавшуюся с компанией стервозных старшеклассниц – все по имени Хитер.
Поэтому Речел и остолбенела, когда в один прекрасный день ее мать заявила, что Яслин поживет с ними на уикенд. Миссис Бакли работала вместе с мамой Яслин в городском совете. Несмотря на явную антипатию дочерей друг к другу, Черри Стимпсон и Меган Бакли были закадычными подругами, но Речел и в голову не приходило, что ее мама попытается насильно сдружить ее с Яслин. Ни за что на свете.
У родителей Яслин трудности, объяснила миссис Бакли. Они собираются уехать на уикенд, чтобы все обсудить, и не хотят брать с собой Яслин.
– Она что, не может побыть у своей бабушки? – спросила Речел.
– У нее нет бабушки. Она поживет с нами, – отрезала миссис Бакли. – И не вздумай болтать на всю школу почему. Ты должна быть хорошей подругой. Ты ей нужна.
Новости о предстоящем уикенде в доме Речел никак не повлияли на поведение Яслин на той неделе. Она по-прежнему не разговаривала с Речел – пока они не оказались за одним столом в пятницу вечером. И первыми словами Яслин спустя десять лет полного равнодушия в школе были: «Передай кетчуп, пожалуйста».
Речел закипела от злости. Даже в собственном доме Яслин умудрялась заставить ее чувствовать себя неловко! Она грохнула об стол бутылкой томатного соуса. Яслин взяла
Ошеломленную тишину, повисшую сразу после происшествия, нарушил единственный смешок. Отец Речел не сдержался и прыснул. И миссис Бакли, завидев слегка подрагивающие плечи мужа, тоже прикусила губу. Яслин и Речел таращились друг на друга. Речел казалось, что она вот-вот расплачется. Если Яслин посмеет засмеяться, она ей врежет. Напряжение становилось нестерпимым. Потом мистер Бакли громко рявкнул: «Ха!», и, словно дождавшись его позволения, миссис Бакли залилась хохотом, да так, что чуть не подавилась.
– Это не смешно! – запротестовала Речел.
И тут, впервые в жизни, Яслин за нее заступилась. Словно сговорившись, они сидели с каменными лицами, защищая свое подростковое право на серьезность в экстренных ситуациях, – например, когда приходится сидеть за обеденным столом со злейшим врагом и сохранять хладнокровие, хотя вы обе, и даже собака, перемазаны кетчупом. Собака, по крайней мере, могла вылизаться.
– Это не смешно! – еще раз прокричала Речел.
Она грохнула кулаками по пластиковому столу, да так, что тарелка подпрыгнула, а горошинки покатились к краю (собака подумала, что попала в рай). Потом вскочила на ноги и вылетела из кухни. К изумлению мистера и миссис Бакли, Яслин побежала за их дочерью и обнаружила ее у подножия лестницы.
– Извини, Реч.
Яслин протянула ей скатанный в комок носовой платок, который хранила в рукаве.
– Они меня всерьез не воспринимают, – всхлипывала Речел.
– Думаешь, твои тебя не воспринимают? По крайней мере, они не отсылают тебя в дом злейшего врага, пока сами чмокаются и пытаются помириться. Я не хотела сюда приходить, сама знаешь.
– Я тоже не хотела, чтобы ты приходила, – призналась Речел.
– Я могла бы побыть дома одна. Я могу сама о себе позаботиться.
– Да уж. – Речел шмыгнула носом и принялась оттирать томатные потеки с новой кофточки. – Нам уже четырнадцать, черт возьми. Мы уже не дети.
– Даже не понимаю, зачем они кота за хвост тянут, – сказала Яслин. – Почему бы им просто не развестись?
– Разве твои родители не хотят остаться вместе? – спросила Речел.
– Мне уже наплевать.
Но было видно, что ей вовсе не наплевать. Яслин торопливо отвела глаза, но не успела скрыть блестевшую в уголке глаза слезу. Речел никогда не видела, чтобы Яслин Стимпсон плакала. Даже когда самая злобная девчонка из пятого класса протащила ее за волосы через всю школьную автостоянку, потому что Яслин не так на нее посмотрела в столовой. После того случая все стали считать ее крутой, и эта репутация не менялась годами. Но теперь Яслин плакала. Причем на глазах у кривозубой Речел Бакли, которая была совершенно не заинтересована в том, чтобы слабость Яслин осталась в тайне, – после стольких лет ледяного равнодушия и пренебрежения.