Семь стихий мироздания
Шрифт:
— Всему свое время, — подытожила Каляда. — Павильон Ортского исполнил свою роль, мы открыли часть себя.
Вшестером они вышли наружу. Собаки, дожидавшиеся людей возле входа, вскочили и дружно завиляли хвостами. Данила потрепал их по холкам и вслед за всеми пошел вглубь парка. Псы потрусили рядом с ним, но через несколько шагов остановились и ощетинившись зарычали. Внемиренцы оглянулись: белой ротонды более не существовало. На ровном лугу не осталось ни следа какого-либо строения.
— Узнаю почерк Ортского, — усмехнулся Оливул. — Его реквизиты никогда не переходят из действия в действие.
2
Волею
Игра набирала мощь. Из Истока к Завершению в Судьбу шагнул второй Мир, следом другой, третий, четвертый… И вот несметные караваны заполнили пространство. Миры текли, пересекались, рушились и восставали из праха. Цепочки их дальше и дальше отодвигались от стержня; охваченные бунтарским духом закручивались в спирали и, не достигнув цели, гибли. Остальные же неслись по Судьбе навстречу Завершению.
Завершение принимало под свою покойную сень отыгравшие роли образы, а Исток выводил в Структуру новые и новые. Как две бойца спиной к спине, два полюса Судьбы стояли на рубежах Мироздания…
Игра завершена.
Великие взирали на Судьбу, где Добро спорило со Злом, не ведая, что, подобно Первому Миру, является оборотной стороной своего антипода, где шутила над логикой Удача, где страдало Одиночество — нежданное дитя Великой Игры, где умы мирян трудились в поисках несуществующего Идеала.
Последняя оценка. Последний взгляд на Творение. И вот Зеркало Судьбы раскрывает перед ними врата.
Они уходили, чтобы начать следующую Игру в беспредельных Пустотах. Они уходили, а из белесого тумана в Структуру вступали их отражения. Репликанты — бессменные наблюдатели, неподкупные судьи, посредники, вечные тени Великих.
Пути определены, Миры рождаются, живут и умирают, Судьба существует по установленным законам. Ничто не нарушит правила Творцов.
Но…
Серафима отвела взгляд от гобелена на стене библиотеки. Какие-то едва ли различимые детали рисунка пробудили далекие ассоциации и подняли из глубин памяти знания Посредника. Факты и события происшедшие или запечатленные вставали в стройные ряды, пока не обрушилось это особое «но».
Никто не знал — как, откуда, почему воссоздалась в глубинах Завершения неведомая этой Судьбе Стихия. Космос. Он принес в Миры дух творчества, жажду открытий и поиска нехоженых путей; и Силу Созидания. Рожденные Семью Стихиями, дерзкие, сильные, отважные смешали порядок, установленный Изначальной Игрой. Первый Экзистедер отныне не был единственным, и не только Исток порождал теперь цепи новых Миров. Воля и сознание новых демиургов вмешались в Судьбу, стянув ее жгутами собственных Путей.
Сколько их бродит в Судьбе? Сколькие создали свои Миры? Сколькие нашли пристанище среди мирян и вручили Космос своим детям? Даже Посредники не могли дать тому ответ.
Серафима знала многих — и одиночек, и навечно сомкнувшиеся пары, и семьи, и целые кланы. Внемиренцы старались поддерживать связи друг с другом, чтобы не потеряться на лоне Судьбы. Даже те, кто каким-то образом оказался лишен Стихии Смерти — Обманувшие Смерть, как их называли — время от времени появлялись в центральных
Еще совсем недавно Серафима определяла свою миссию в Структуре как «познай и охрани». Рожденная человеком, она не считала себя вправе претендовать на посредничество как таковое, хотя дважды за свою долгую жизнь выступала судьей в спорах Миров.
И вот ее избрал сам Космос. В какой-то миг, стоя под бесконечным куполом храма Стихий, она ощутила Космосом себя. Более, чем понимание, более чем единение, чувство это шло из самых тайных глубин души и пугало своей естественной неподдельностью…
Мягко шаркнула по ковру приоткрывшаяся дверь.
— Оливул? — близнецы один за другим заглянули в библиотеку и, увидав Каляду, нерешительно остановились. — Он вроде бы поднимался сюда, — пояснил Грег.
— Мы беседовали недолго, затем он ушел, — ответила Серафима. — Уютно здесь, не правда ли?
Юноши охотно приняли приглашение к продолжению разговора, тем более, и женщина это заметила, им не терпелось поделиться с кем-нибудь скопившимися впечатлениями.
— Он многое переделал, — произнес Гор, пока Грег озираясь проходил вдоль книжных стеллажей. — Нам в детстве казалось, что библиотека необъятна…
— …и из конца в конец надо идти, а не шагать, — закончил фразу Грег. — Свечи!
Взгляд четырех голубых глаз как по команде переметнулся на восковые пирамидки в серебряных плафонах. И тут же на острие каждой заколыхалось пламя.
— Игра? — Серафима с интересом наблюдала за близнецами.
— Нет! — воскликнули оба. — Представляешь, огонь зарождается сам собой, стоит нам пожелать! И это не Сила Созидания!
Оставляя в Судьбе свои тени, Великие не дали им и толики созидательной мощи, поэтому Каляда не чувствовала присутствие Экзистедера. Получив в наследство от матери сенсорные способности, она могла так или иначе определить особенность мыслей человека, но распознать Игру — никогда. За последние несколько дней, общаясь с Оливулом, она научилась выделять косвенные признаки Силы Созидания и отличия образов от естественных объектов. Сегодня в павильоне Ортского она искала какие-либо проявления Игры и не нашла. Тогда же родился вывод: Стихии принадлежат Миру и Мир принадлежит Стихиям, следовательно, всё, сотворенное волей Стихий, есть Естество.
— Серафима, как думаешь, что нам предстоит? — задал вопрос Гор.
Каляда встрепенулась. Юноши испытующе смотрели на нее, ожидая ответа. Она медлила.
— Всё слишком логично, правда? — продолжал Грег. — Ортский создал Крылатого Волка для семерых человек, и Пэр, первый избранник, многие годы призван был опекать звездолет. Потом этот Мир с Храмом Стихий. Герцог будто бы планировал наше появление тут с самого начала. И еще мы подумали…
Гор торопливо подхватил:
— …что всех нас Ортский хорошо знал чуть ли ни с раннего детства: и Оливула, и Пэра, и нас, и Данилу, наверное. А про наследную княжну Лучезарного Мира мы своими ушами слышали от герцога.