Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
Итак, сходится все, кроме одного, а именно - сроков. Посланник должен был появиться больше года тому назад, вскоре после заключения тамплиеров под стражу. Сначала о нем не было никаких сведений, потом наша флорентийская миссия сообщила, что он якобы убит в дороге, а затем, по прошествии месяца, мы получили из Рума весть, что во Францию якобы отправлен другой Посланник, приметы которого во избежание каких-либо новых неприятностей не известны никому. Вот такая темная история, граф.
Пока речь Вильяма Ногарэ близилась к концу, я раздумывал, не пришла ли пора положить предел своей собственной откровенности, и, когда наступила
– Все дело в том, мессир, что у Посланника возникло сильное подозрение, будто в дороге его перехватили враждебные силы, и он совершил своевольный поступок, последствия которого, вероятно, откроются вполне разве что в Судный День.
Если бы кончики золотой бахромы не затрепетали, мерцая перед моими глазами, я, пожалуй, и не заметил бы, что черная фигура Вильяма Ногарэ переместилась к дверце, противоположной той, которая вела в королевский Карбункул.
– Что же нам делать с другими Посланниками, если таковые появятся? вопросил Вильям Ногарэ.
– Мне будет весьма любопытно встретиться со своими братьями, - ответил я так же честно, как и отвечал до сих пор.
– И чем бы вы хотели заняться, граф, до этой приятной встречи?
– был новый вопрос "хитрого альбигойского лиса".
– Полагаю, что во власти Его Величества оказались многие важные бумаги и книги Ордена, - предположил я.
– Теперь я готов смиренно просить Его Величество открыть мне доступ к этим письменам, кои не сумел бы прочитать простой неграмотный воин. Возможно, мне удастся обнаружить в них тайное слово, которое не только напомнит мне мое утраченное имя, но и раскроет тайны всех скрывающихся по углам мстителей.
– Несмотря на ваше беспамятство, граф, вы удивительно прозорливы, усмехнулся Вильям Ногарэ.
– Я как раз и намереваюсь проводить вас к этим письменам.
Он раскрыл передо мной дверь, которая вела в еще более темное помещение.
Таких дверей, что вели все глубже к тайнам следствия о богоотступнических деяниях Ордена тамплиеров, я смог бы насчитать впоследствии никак не меньше сотни, ведь в продолжении целого года безымянный граф де Ту пользовался доверием короля и прилежно исполнял обязанности секретаря комиссара инквизиции.
Роясь, как крыса, в книгах и пергаментах Ордена, я, разумеется, был озабочен прежде всего своим собственным "наследством", однако, к своему глубокому огорчению, не обнаружил в них ничего, что могло бы пролить свет на таинственную родословную, которую несомненно оставил после себя граф Робер де Ту, раз уж сам король, не колеблясь, причислял меня к этой династии. Только в одной из бумаг, что была написана десятилетие тому назад рукой морейского князя, затем отправлена Великому Магистру Ордена иоаннитов и, наконец, перехвачена тамплиерами, я наткнулся на необъяснимое сочетание имен Гуго де Ту и Жиля де Морея. В письме упоминалась некая "вторая степень вассального права", коей мог бы воспользоваться Жиль де Морей после смерти Гуго де Ту. Целую ночь напролет я ломал себе голову над тем, что могла бы означать эта "вторая степень", однако, не имея возможности задавать вопросы, я бросил и эту загадку в бездонное хранилище прочих загадок, только и составлявшее все мои графские владения.
Тайное слово так и не открылось мне среди тысяч и тысяч прочих, которые могли быть
Эти неудачные поиски, однако, не охладили моего пыла. К удовольствию Вильяма Ногарэ и комиссара инквизиции, я продолжал дотошно рыться и громко чихать среди вороха конфискованных "заклинаний" Ордена. Среди французских, арабских, итальянских и прочих письмен, я принялся усердно искать следы той могущественной силы, что и поныне смеялась за спинами всех титанов войны и мудрости - тамплиеров и королей, ассасинов и дервишей. Эти демоны не оставляли никаких явных следов, хотя, как мне казалось, прошлись своими невесомыми стопами по каждому, попадавшемуся мне на глаза бумажному или пергаментному клочку.
Кроме того, я присутствовал на многих допросах как простых рыцарей-тамплиеров, так и их предводителей, Великого Магистра Жака де Молэ и Верховного Казначея Ордена Гуго де Перо, однако молчание воинов Храма и злобное недоумение инквизиторов так же мало способствовали моей придворной карьере.
На исходе года моего заключения в стенах королевского дворца, среди бумаг и золотой бахромы, все начали терять терпение: король, "хитрый альбигойский лис", комиссар инквизиции и сам безымянный граф де Ту. У последнего была на то своя причина, ибо подходил к концу срок, некогда упомянутый в обещании, которое граф де Ту, а также лошадник Андреуччо ди Пьетро и, наконец, просто влюбленный Джорджио дали одной прелестной даме по имени Фьямметта Буондельвенто.
– Я не смог найти ничего такого, что позволило бы мне помочь следствию, - прямо сказал граф де Ту Вильяму Ногарэ.
– Опасаюсь, что только слово Великого Магистра способно воплотить тень Посланника в самого важного свидетеля, на которого так надеется Его Величество. Если кто теперь и нанесет Удар Истины, то скорее всего этим доброжелателем окажусь не я.
– Вот как, граф, - явственно омрачившись, пробормотал Вильям Ногарэ и потеребил золотую кисть, свисавшую вдоль парчовой занавеси.
– Но Старый Жак до сих пор молчит.
– Молчит, - сочувственно кивнул я.
– Я передам ваши слова Его Величеству, ничего не прибавив от себя, заверил меня Вильям Ногарэ, и спустя неделю передо мной открылись самые величественные, украшенные львиными мордами двери Дворца, которые вели в большой приемный зал.
– Граф де Ту!
– выкрикнул герольд слова, странным образом относившиеся ко мне, и я, блистая роскошным котарди цвета тигровой розы и загодя начищенными застежками, двинулся вперед, к королевскому трону, между рядами перешептывавшихся придворных.
Хотя на праздник по поводу годовщины восшествия на франкский престол Филиппа от Капетингов по прозвищу Красавец я вошел одним из последних, однако именно в день своего праздника король приготовил подарок для меня, безымянного графа де Ту.
Подойдя к подножию трона, я совершил соответствующий большому торжеству поклон и отошел в сторону, по правую руку от короля, и притом вовсе не так отдалился от трона, как полагалось бы вошедшему в числе тех самых последних. Полторы сотни испепеляющих взоров вперилось в меня, однако всего один короткий взгляд короля без труда погасил их всех. Переглянувшись еще и с Вильямом Ногарэ, я отступил на шаг от прохода, чтобы наблюдать за "львиными вратами" из-за подходящего укрытия - грузного и широкого тела какого-то пожилого придворного.