Семьдесят минуло: дневники. 1965-1970
Шрифт:
ГЕНУЯ, 28 ИЮНЯ 1965 ГОДА
Просмотр почты, вчера поступившей на борт. В репликах Оши весь вильфлингенский экстракт. Он там уже «музыкально укоренился», так он выразился. Квартеты в Заульгау, Бухау, Ридлингене.
Вести о смерти. Эдмонд [58] умер, когда, сидя напротив сестры, читал книгу «Поездка по библейскому Востоку». Он органично вписался бы в роман Достоевского, хотя и не любил, когда я так говорил о нем. Я не знал человека более сентиментального и бескожего, чем он, несмотря на излучаемую им опасность сармата; тут хватало тени намека. Хильшер [59] , который больше видел поверхность, чем клавиатуру, называл его «старостой эпидермиса»; Броннен [60] сделал его своим доверенным и в первые недели после смерти Ольги опирался главным образом на него. Эдмонд и тем еще походил на персонажей Достоевского, что у него отсутствовало всякое отношение к природе, за исключением тактического ознакомления с местностью, необходимого на войне. Он был прапорщиком в польской кавалерии и старшим лейтенантом во Вторую мировую войну, окончания которой он ожидал с беспокойством. «В конце концов, была же Тридцатилетняя
58
Под этим именем в дневниках Э. Юнгера фигурирует литературовед Эдмунд Шультц-старший (1901–1965), с которым автор познакомился во второй половине 20-х годов, живя в Берлине. Э. Шультц был знатоком творчества Ф.М. Достоевского, и не без его влияния Юнгер в те годы запоем читал русских классиков: Карамзина, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Толстого и др. См. также запись в «Излучениях I» от 18 июня 1939 г.
59
Имеется в виду Фридрих Хильшер (1902–1990), фигура которого отражена на страницах «Излучений» также под именем Бого (ср. прим. к записи от 9 августа 1939 г.). Литератор и публицист национально-революционного толка, религиозный философ. Э. Юнгер познакомился с ним еще в 20-ые годы в Берлине. Весной 1930 г. вышла книга Хильшера «Рейх» (Hielscher F. Das Reich. Berlin, 1930), которая вызвала широкий резонанс в националистических кругах Веймарской республики. Тогда же им был создан одноименный журнал, в котором публиковался и Эрнст Юнгер. В 1933 г. Хильшер порвал с евангелической церковью и основал общину «Свободной церкви», выступив как провозвестник нового религиозного учения с элементами пантеизма. Несмотря на миссионерский пыл Хильшера (особенно в 1950-е гг.), Юнгер поддерживал с ним переписку до середины 1980-х гг. (Jünger Е., Hielscher F. Briefe 1927–1985. Hrsg., komm. und mit einem Nachwort von Ina Schmidt und Stefan Breuer, Stuttgart: Klett-Cotta, 2005). Большую документальную ценность представляют мемуары Хилыиера «Пятьдесят лет среди немцев» (Hielscher F. Fünfzig Jahre unter Deutschen. Hamburg, 1954). В одной из дневниковых записей 1944 года Э. Юнгер отзывается о нем: «Прежде я полагал, что он войдет в историю нашего времени как одна из его исключительно остроумных, но не столь известных фигур, а сегодня я полагаю, что он достигнет чего-то более заметного. Прежде всего, много, вероятно — большинство, духовно подвижных молодых людей того поколения, которое после Мировой войны подросло в Германии, прошло через его влияние и нередко через его школу, и почти всегда я мог наблюдать, что эта встреча оставила в них свой след».
60
Арнольт Броннен (настоящее имя — Арнольд Броннер, 1895–1959), писатель австрийского происхождения, драматург, интеллектуал. Наряду с Б. Брехтом и Ф. Брукнером принадлежал к числу главных авангардистов интеллектуальной сцены в Берлине 20-х годов. Для его политической позиции характерны метания от крайне левых взглядов к крайне правым, и наоборот.
61
Да упокоится с миром (лат.).
Еще умер Себастьян Эхингер, сосед в Вильфлингене, товарищ по Первой мировой войне. Я ежедневно обменивался с ним несколькими словами у садовой ограды, а в полдень, рассматривая цветы под его окном, слышал, как он произносит длинную застольную молитву. В последнее время он несколько раз падал и редко выходил из дому — когда происходит нечто подобное, все-таки лучше быть «со своими домашними».
Письма Анри Пляра всегда на удивление ёмки и стилистически превосходны; невозможно поверить, что немецкий язык для него не родной.
Особенно порадовало меня то, что в своем пространном и содержательном послании он фактически подтвердил мои впечатления от картины Фуке.
«Отрадно, что вы смогли посетить картинную галерею; я считаю ее самой лучшей коллекцией в Бельгии — особенно, что касается фламандских художников. Йордане, житель Антверпена и кальвинист (этого, слава Богу, по его работам не заметно), и Рубенс представлены хорошо, Ван Дейк, тоже житель Антверпена, соответственно. Самым же странным произведением в Антверпене является, пожалуй, та в высшей степени двусмысленная Мадонна Жана Фуке, с обнаженной грудью, стыдливо опущенным взором и толпой красных и синих ангелов позади трона. Моделью послужила никто иная, как Агнес Сорель, „dame de beaut“ [62] (она в самом деле владела замком с таким названием) и возлюбленная Карла VII, которая в „Орлеанской Деве“ Шиллера ведет с Жанной памятную беседу: мирское чадо и чадо неба. Этьен Шевалье, крупный финансист, был влюблен в нее и распорядился написать двойное изображение — на одной створке, которая, кажется, висит в Лувре, он преклоняет колена перед Мадонной, а другая — та что в Антверпене, представляет Пресвятую Деву, которая не была ни святой, ни девственной. Синие и красные ангелы долгое время оставались для меня загадкой, однако я полагаю, что речь здесь идет просто о херувимах (синий цвет: познание) и серафимах (красный цвет: любовь). Вся запутанная аллегория и амальгамирование святого и светского типичны для XV столетия — рафинированного и овеянного дыханием декаданса».
62
Букв. «дама красоты», beauté — красота (франц.).
Прекрасное место, типичное для лаконичного духа, пред дверью которого стоят не только картины, но и идеи.
После того как я прочитал почту и набросал для Оши необходимые указания, у меня оставалось до обеда еще полчаса, чтобы просмотреть тропические сорта дерева, стволы девственного леса, лежавшие совсем близко от парохода, — однако Ирида сегодня не была ко мне благосклонна. Я возместил свои потери за счет желтого цереуса, который на юге растет как сорняк; он абсолютно безопасен и по меньшей мере дает приют некоторым coccinellidae [63] .
63
Coccinellidae (лат.),
Во второй половине дня еще раз в соборе. Вечером с нашими новыми друзьями сперва на борту и потом — на Нерви. Мы зашли в сад графини, где она, больше следуя аромату, чем цвету, нарвала для нас букет. Внизу огни города и гавани с сигналом семисотлетнего маяка, с высоты которого еще дядя Колумба в качестве стража обозревал море.
Нерви. Как в парке Гропалло, так и на скалистой дороге царила неописуемая толкотня — такое впечатление, будто весь город собрался здесь подышать воздухом, и не только это. Была ночь Афродиты, которой служили все стихии, с душным ливийским ветром, с огоньками между пиниями и пальмами, с небрежными мелодиями с террас переполненных таверн. Пары на дорожках и на скамейках; их контуры плавились в темноте. Из воды под Toppe Гропалло крики и смех купающихся; на слух можно было решить, что в воде резвились лягушки, с утесов шлепающиеся в море. Вероятно, Луна и Венера находились в особенной констелляции. Ночь для тайных признаний.
НА БОРТУ, 30 ИЮНЯ 1965 ГОДА
Вчера во второй половине дня прощание с Генуей. Облик города вращался вокруг неподвижной точки старого маяка. Вид на высокий маяк из охваченной двумя молами гавани врезался мне в память и не покидал меня на протяжении всего прошлого путешествия на Сардинию. Ощущаешь геометрически предопределенное место. Я избрал его моделью для Гелиополя [64] . Город выглядит массивным, он точно вырезан из камня, с узкими, часто взбегающими, как лестницы, улочками, которые предлагают защиту от зноя. Он поднимается от залива к горным террасам. Мраморный город, сверкающий на свету; недалеко большие каменоломни Массы и Каррары.
64
Город в одноименном романе автора (1949), рус. пер.: Юнгер Э. Гелиополис / Пер. Г.М. Косарик // Немецкая антиутопия. Сост. Архипов Ю.И. М.: Прогресс, 1992 (2-е изд.: Гелиополь. СПб.: Амфора, 2000).
Разговор со старшим стюардом, который потрясающим образом правит своим царством: как персоналом, так и обстановкой. Метрдотель в посольствах и известных гостиницах. Еле заметный оборот колеса времени или незначительное изменение сплава, и такие умы становятся премьер-министрами — это одно из возражений Лихтенберга против физиогномики, которые он обдумывает с сатирической заостренностью. Он еще мог бы подключить астрологию. Но я с ним не соглашусь: между хорошим фельдфебелем и министром не существует качественного различия. Хотя физиогномически, пожалуй, понятно, относится ли человек к тем, кем двигают вещи, или к тем, кто создан приводить их в движение. Это может происходить на всех уровнях.
Сегодня море предстало в такой синеве, какой я, кроме как под воздействием мескалина [65] , никогда не видел — волна спадала гладко и податливо; энергия исходила не от движения, а от цвета. Это, конечно, было сразу после пробуждения, когда я еще в полусне подошел к окну каюты. Тут восприятие выходит за пределы шкалы и палитры. При этом мне пришло в голову, что после сауны я тоже воспринимаю цвета более интенсивно.
Мне следовало бы еще раз остановиться на разнице приближений, с одной стороны, к арифметической, с другой — к орфической точке нуля. Одно увеличивает физическую, другое — метафизическую силу. Наше время неспособно к обеим. Отсюда стремление ко все убыстряющемуся движению при нарастающем недостатке как светского, так и духовного господства [66] .
65
Мескалин (Mescaline) — галлюциногенный алкалоид из группы фенилэтиламинов. В небольших количествах содержится в кактусах рода Lophophora Williamsii («пейот» или «пейотль» на языке индейцев). По воздействию мескалин очень похож на ЛСД, он расстраивает обычную работу органов чувств. В течение двух часов после принятия может наблюдаться частичная потеря зрения. Чувство времени и пространства притуплено или отсутствует. Имеют место определенные изменения в восприятии. Предметы могут казаться плавающими в жидкости, субъект может делать движения, напоминающие птицу в полете, пугаться самого себя, причем чувство страха и опасности усугубляется болезненным восприятием цвета окружающих предметов. Опытам с мескалином посвящена глава «Пейотль» в мексиканском разделе книги Э. Юнгера «Приближения. Наркотики и опьянение».
66
«Между тем мы постепенно доверились мысли, что обитаем на некоем шаре, который со скоростью пули несется в глубинах пространств навстречу космическим вихрям. Уже во времена Рембо быстрота езды превосходит всякое воображение. И любой антикоперниканский ум при расчете ситуации наталкивается на мысль, что неизмеримо проще наращивать движение, нежели снова вернуться к спокойному пребыванию. На этом основывается преимущество нигилиста над всеми остальными. Существует тот предел скорости, за которым все покоящиеся предметы становятся угрожающими и приобретают форму снаряда» (Предисловие к «Излучениям», см.: Юнгер Э. Сады и дороги / Пер. с нем. Е. Воропаева. М.: Ад Маргинем, 2008).
В сумерках мы прошли мимо Стромболи. Час выпал благоприятный; было еще достаточно светло, чтобы разглядеть контуры острова, но уже настолько сумеречно, что был хорошо виден огонь вулкана. Из столба дыма пробивалось ленивое пламя, которое иногда оживало, как будто его раздували кузнечным мехом, и выбрасывало сноп искр. В воздух медленно поднимались большие камни.
Оборачиваясь назад, я видел темный конус на фоне грязно-черных облаков. Морской берег окружал его подобно узким полям шляпы, на которых по обеим сторонам, точно застежки, выделялись белые дома поселений.
НА БОРТУ, 1 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
В полдень волнение усилилось. Я почувствовал, как во мне поднимается легкая тошнота, прервал трапезу, ушел в каюту, выпил там рюмку виски и, улегшись, принялся читать Лихтенберга. Вечером я принял участие в радушном приеме, устроенном капитаном, и отведал кулинарных шедевров от шеф-повара.
Мы теперь, кроме одного инженера и его супруги, единственные немецкие пассажиры на борту среди англичан, французов и американцев. Экипаж тоже интернациональный: испанские стюарды, в прачечной — китайцы.