Семьдесят неизвестных
Шрифт:
Глеб за всё это время только раз появился на инкубаторе. Не один — с какой-то тонколицей девицей в платочке и в пальто цвета свежей травки. Вероятно, та самая, уборщица со средним образованием. Она взяла в руки крошечный жёлтый комочек и стала декламировать:
Подружись со мной, пичужка, Будем вместе в доме жить, Сядем рядышком под вьюшкой, БудемЗнаете, чьё это, Глеб? Саша Чёрный.
— Ах, да, да… — Глеб делал вид, что вспомнил.
Костя молча отворачивался. Ему было стыдно вред птичницами. И зачем только Глеб вырядился в эту щегольскую кожаную куртку?
Он как будто увидел её впервые, а между тем Глеб часто приходил в ней в школу.
Вечером они поругались, впервые за всё время их дружбы. А час спустя их вызвал к себе председатель колхоза.
— Куда пропали, молодые люди?
— А что бегать к вам без толку? — едко сказал Глеб. — Нужны будем — пошлёте за нами.
— Сняли карантин. Ещё позавчера… Моя вина — замотался, не смог вам сообщить. Но вы тоже хороши, не могли сами зайти. Словом, начинайте работать.
— Спасибо вам, — насмешливо поклонился Глеб. — Начинать — и кончать. Нам послезавтра уезжать домой.
— Жаль…
— А по-моему, вы как раз этого и добивались.
Председатель побелел, схватился пальцами за край стола.
— А по-моему, молодой человек, вы просто лодырь и нахал к тому же. Вот ваш товарищ хотел работать, так он не стал ждать, пока ему работы преподнесут на голубеньком блюдечке с золотой каёмочкой. Идите!
— Послушайте, вы не очень…
— Идите! — повторил председатель и встал.
Они вышли из кабинета.
— Этого я так не оставлю! Меня ещё в жизни никто не оскорблял. Я ему припомню — век не забудет! — кипятился Глеб.
— Но ведь ты неправ.
— Ты что понимаешь, что понимаешь! Он обязан был обеспечить нам практику. А то перестраховки всякие. «Дети, деточки, заболеете ящуром». А ящура и нет!.. О, я, кажется, начинаю понимать! По-моему, у них на ферме такое творится — он просто не хотел, чтобы мы видели. Точно! Ты понимаешь его ход, Костя?
— Ну, это твоё ни на чём не основанное предположение.
— Если ты не умеешь шевелить мозгами, то это вовсе не означает, что и другие не могут логически мыслить…
Костя молчал. Он заставлял себя сдерживаться, намеренно думал о том, другом Глебе, весёлом, свойском парне, которого любят все вокруг. А в уши назойливо лезли злые слова:
— Стоит мне только капнуть единственному сыну моего дедушки… Но я не капну, нет! Я сам с ним справлюсь.
— Перестань!
— Сам! Сам его одолею!.. — не унимался Глеб.
Почему он так, почему? Ведь настоящий он совсем-совсем другой. А это просто видимость. «Мираж», — вспомнил Костя. Вот
Но Глеб не переставал, он говорил грубо, зло, и Косте приходилось всё отчаянней противиться напористой, подстёгиваемой Глебовым голосом мысли: «А вдруг вот он, настоящий? А то, другое, — мираж?»
Костя гнал эту мысль от себя, но она не оставляла его.
На другой день Глеб уехал. И хотя оба были недовольны друг другом, до ссоры дело не дошло. Костя проводил его к колхозной конторе — оттуда уходил грузовик в районный центр. Глеб закинул чемоданчик в кузов и, прощаясь, дружелюбно стукнул Костю по плечу:
— Хоть ты и желторотик, как твои писклявые ясельники, но, надо признать, на сей раз ты прав. Практика — действительно урок жизни, я понял.
Это звучало как признание своей неправоты. Костя обрадованно улыбнулся.
— И для того чтобы понять, тебе надо было сначала отчаянно спорить?
— Это ещё ценнее, желторотик. Теперь я из опыта знаю, что пренебрегать практикой никому не дозволено. Никому! Согласен?
— Я-то?
— Позвольте считать ваши бурные аплодисменты за единодушное одобрение моего нынешнего образа мыслей и действий… Благодарю за доверие.
Машина тронулась. Глеб ловко вскочил в кузов, помахал рукой…
А в воскресенье, вернувшись к себе домой, Костя прочитал в районной газете заметку:
Возмутительный поступок. Письмо в редакцию.
Мы до глубины души возмущены действиями А. Н. Сартаева, председателя колхоза «Светлый путь», куда мы были направлены для прохождения производственной практики в качестве животноводов-механизаторов широкого профиля. Сартаев под разными предлогами фактически отказался предоставить нам работу по изучаемой специальности. Одного из нас он заставил выполнять совершенно ненужный труд, над другим, который отказался пойти на работу, никакого отношения к практике не имеющую, изощрённо издевался.
Считаем, что подобные методы лишь компрометируют великую идею трудового воспитания подрастающего поколения, которому Коммунистическая партия и Советское правительство в настоящий момент уделяют столько внимания,
Глеб Никольский,
Константин Сомов, учащиеся.
…Утром, ещё до уроков, Костя Сомов остановил в школьном коридоре Глеба Никольского.
— Ты писал? — показал он Глебу заметку в газете; руки у него дрожали.
— Ну, я. За себя и за тебя. А что?
— Как… как ты мог!
— Разве что-нибудь не верно? Пусть попробует опровергнуть. Не беспокойся, всё, как надо. — Глеб уверенно улыбался.
— Ты… ты мразь!
Костя поднял руку и с силой ударил Глеба по щеке.
Потом повернулся и пошёл прочь, осунувшийся, сутулый, в лице ни кровинки.