Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1
Шрифт:
«В самом деле, зачем же мне свое гнездо, когда вокруг столько дела?»
Семен живо представил и профиль канала, и работающих людей, и движение подвод, и вороха свежей земли на снегу. Он подумал о том, что лишь одна его мечта непременно сбудется: скоро он увидит свою Анфису с ребенком на руках. Его радовало и то, что у Анфисы потемнело лицо и появились пятнышки на верхней губе и на подбородке, и то, что ее глаза как-то смешно округлились и сделались еще ласковее, и то, что вся она пополнела и похорошела.
Анфиса
«Не тяжело ли ей? Может быть, перевести на более легкую работу — управлять быками или лошадьми?»
Об этом Семен подумал и теперь, когда Анфиса, шурша юбкой, разделась, подлезла под одеяло и прижалась к нему, желая согреться. Он взял ее за руки — ладони у нее были шершавые и твердые, точно припухшие, на изгибах пальцев затвердели мозоли.
— И какой же наш батя смешной! — сказала она шепотом. — Все бурчит, все поучает Сережку, будто братушка и сам не знает, что ему делать.
— Анфиса, ты на канале, наверно, устаешь? — спросил Семен. — Носилки тяжелые, а тебе скоро рожать…
— Ну, это еще когда будет! Я же сильная! — Анфиса прижалась к нему. — Я об этом и не думаю.
— А о чем же ты думаешь?
— О весне, — сказала она тихо. — Канал выроем, а по весне займемся своим домом.
— Анфиса, а что, если у нас не будет ни домика, ни садика?
— Ты опять свое! — обиделась Анфиса. — Почему ж ему не быть? Может, ты уж не хочешь строиться? Может, уезжать задумал?
— Уезжать я никуда не думаю, — серьезно ответил Семен. — Но зачем же нам свой дом, когда и без него нам будет хорошо. Сережа правду говорит — нечего нам прятаться в свою нору, а лучше поселиться возле электростанции.
— Не хочу я там жить. Какая там жизнь на отшибе?
— Но посуди сама, Анфиса, не могу же я бросить порученное мне дело.
— А ты брата не слушайся. Ему ничего не нужно, а нам корову надо завести, птицу, огород.
Семен улыбнулся. Наивными показались ему желания жены.
— Будет у нас и корова и птица, — сказал он, желая успокоить Анфису. — Еще гусей разведем — жить-то будем возле реки.
Она тяжело вздохнула и промолчала.
Анфиса поднялась на заре, умылась, подоила корову и принесла Семену кружку парного молока.
— Эй ты, начальник канала! — смеясь и стаскивая с Семена одеяло, сказала она. — Вставай, пора на работу.
Наскоро закусив, Семен и Анфиса вместе с родниковцами ушли на канал. А когда совсем рассвело и Тимофей Ильич, накинув полушубок, вышел дать корове корму, на пороге появилась Марфа Игнатьевна с кошелкой, в которой сидела белая «леггорнка».
— Здравствуй, свашенька, — приветливо сказала Ниловна. — Что-то ты давненько к нам не
После неудачного сватовства Ниловна и Тимофей Ильич хотя и обиделись на своего сына и на Ирину, но с Марфой Игнатьевной породнились и стали называть ее свахой. «Дети наши пускай себе там что хотят, то промеж себя и делают, бо родительской воли теперь над ними нету, — рассудительно говорил Тимофей Ильич, покидая птичник. — А мы — люди старые, знаем, как на свете надо жить, и коли мы выпили по чарке и посватались, то и будем считаться сватами…»
— Все, свашенька, управляюсь с птицей, — отвечала Марфа Игнатьевна, ставя под лавку кошелку, из которой выглядывала белая головка курицы с посиневшими от мороза серьгами. — Да и живу я далече от станицы, часто не находишься.
Вошел Тимофей Ильич, стряхивая на пороге прилипшие к полушубку сухие листья.
— Слава богу, сваха заявилась! — сказал он. — А мы частенько о тебе вспоминаем.
— Курочку вам на обмен принесла, — проговорила Марфа Игнатьевна, ставя кошелку на лавку. — На вид красивая, а наседкой быть не желает.
— Ну, как там поживает наша невесточка? — спросила Ниловна. — Слыхала я, будто сын Грачихи приспособился ее обучать.
— Верно, раза два приходил. — Марфа Игнатьевна вздохнула. — Какие-то ей книжки читает — ничего я в том не разбираюсь.
— А она что ж? — спросила Ниловна. — Веселая?
— На вид будто и веселая, да только кто ж его знает, что у нее на сердце.
— Об Сережке вспоминает или молчит?
— Вижу, что-то от меня скрывает.
— Книжки — дело хорошее, — помолчав, заговорил Тимофей Ильич, — а только ты, сваха, присматривайся, чтобы за этими книжками чего другого не случилось.
— Я-то и сама побаиваюсь, — сказала Марфа Игнатьевна. — Один разок дажеть не стерпела, постояла у дверей и послушала.
— И что же он ей наговаривал? — спросила Ниловна. — Не ласкал ее?
— Этого не было, а что он ей говорил — толком и не разобрала. Все какие-то слова непонятные.
— Так-таки ничего и не разобрала? — спросил Тимофей Ильич.
— Называл какиесь альперы или анперы — позабыла. А еще упоминал какую-то вольту и лошадиную силу.
— Скажи на милость: с девушкой — и такой разговор! — удивилась Ниловна.
— Бог же его знает, что значат те выражения.
— Может, оно и есть то самое, — пояснила Ниловна, — он ей говорит надогад буряков, чтоб дали капусты?
— И такую чертовщину придумала! — обиделся Тимофей Ильич. — По всему видать, была у них балачка про электричество. А лучше будет, ежели спросить у знающего человека. Марфа Игнатьевна, давай я запишу те слова, а вскорости приедет Сергей — он-то знает, в чем тут смысл.
— Чего ж мы так стоим? — спросила Ниловна. — Снимайте, сваха, одежину да сидайте до нас завтракать.