Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1

Бабаевский Семен Петрович

— Лежи, лежи, — сказал Тимофей Ильич. — Ну, как молоко, помогает?

— Сегодня мне уже лучше.

— А я тебе что сказал? Анфиса! Вставай! — Тимофей Ильич разбудил дочь. — Беги, неси дойницу.

Анфиса вышла из хаты.

— Вот только ноги, — проговорил Семен, — точно и не мои.

— Ничего, подживут и ноги. Теперь тебе залеживаться нельзя. Надо свадьбу справлять.

Семен смущенно улыбнулся.

— Ну, ничего, Семен, — продолжал Тимофей Ильич, — это я только так сказал. Главное — поправляйся, а повеселиться мы успеем. Это от нас не

уйдет.

В этот день приехал Сергей. Отец и мать были на работе. Анфиса увидела брата в окно, выбежала в сенцы и обняла его на пороге.

— Сережа, а батя уже согласился.

— Прекрасно! — сказал Сергей, радуясь за сестру. — А как жених?

— Ему лучше, — тихо сказала Анфиса. — Заходи, он тебя давно ждет.

Сергей вошел в горницу, молча подал Семену руку, с удивлением глядя на худое, небритое лицо друга. Сел на низенький стульчик.

— Ну, радист-пулеметчик, как тебя туда черти внесли?

— Сам влетел. Бревно перевернулось.

— А ну, давай посмотрю ноги.

Сергей поднял одеяло, снял с ног Семена согревающий компресс. Долго и внимательно, как врач, смотрел на опухшие, смазанные йодом икры, лежавшие на белой и влажной вате. Потом снова наложил компресс, укрыл одеялом.

— А как голова?

— Пустяки, — сказал Семен. — Уже заживает.

— Да, друже Семен, как все это некстати. Дело мы начали большое, а тут и праздник наш подходит.

— Какой?

— Да ты ничего и не знаешь? Эх, бедная твоя голова! Так знай — восьмого сентября танкистов будет чествовать вся страна.

— Вот здорово!

— А ты будешь лежать.

— К тому времени я встану, — уверенно сказал Семен. — Хоть на костылях, а встану.

Сергей поднялся, широко раскинул руки.

— Анфиса! Семен! — крикнул он. — Да я же забыл вас поздравить. Ты, сестренка, не красней, не красней, а загляни в шкафчик, нет ли там какой настойки. Тут без этого нельзя!

Анфиса принесла графин, в котором оказалось не более стакана вишневки. Ее разделили на три равные части и выпили… В это время ко двору подъехала легковая машина. Из нее вышел офицер в чине капитана.

Сергей вышел из хаты.

— Капитан Савельев, — сказал офицер, подавая руку — Из Москвы получена телеграмма.

Капитан Савельев расстегнул планшет, вынул телеграмму и передал Сергею.

Сергея вызывали в Бронетанковое управление. Текст телеграммы был краток: под ним стояла подпись маршала. В телеграмме не было сказано, по какому делу Сергея вызывают в Москву. Он об этом не подумал, подсчитывая в уме, когда, в какой день ему выехать, чтобы к указанному сроку быть в Москве.

— Командировочное удостоверение, деньги, проездные документы получите в райвоенкомате, — сказал капитан.

Савельев пожелал счастливого пути и уехал, а Сергей, опершись плечом о ствол груши, еще долго стоял и перечитывал телеграмму.

Сергей успел побывать в Чубуксунском лагере, повидался с Ириной, распрощался со сплавщиками. Наступил день отъезда. Все, что полагалось в дорогу, было собрано и сложено в чемодан. Тут лежали и летний китель,

блестевший начищенными пуговицами, и белая гимнастерка из мягкого полотна, с погонами, и бритвенный прибор с мыльницей, флакон одеколона, купленный в станичной аптеке, и наглаженное Анфисой белье, полотенце, носовые платки, сложенные уголком, как обычно складывают блины. Рядом с чемоданом стоял вещевой мешок, куда Ниловна уложила и вареные яйца, и зажаренное свиное сало, и буханку свежего хлеба, и пирожки, и ватрушки. Сверху были положены помидоры, янтарно-красные, величиной в кулак. Отдельно лежали тоже приготовленные в дорогу арбуз и две дыни.

Сергей надел бриджи и гимнастерку. Он стоял перед зеркалом и прикреплял погоны. Ниловна принесла их завернутыми в платке.

— Мамо, вот и пригодились погоны!

— Сережа, а все ж таки по какому делу тебя вызывают?

— Не знаю, мамо. Раз вызывают, значит, нужен.

Сергей засунул руку под гимнастерку, стараясь поймать шнурок от погона. Наконец погоны легли на свое место, он оправил гимнастерку, подтянул портупею. Ниловна с тоской смотрела на сына.

— Сереженька, — шепотом сказала она, поглядывая на Тимофея Ильича, — неужели опять война будет? Иначе зачем бы тебя вызывали?

— Вот уж насчет войны вам, мамо, не надо беспокоиться.

— Да я так… только спросила, — не сводя глаз с сына, молвила Ниловна.

— А и спрашивать тебе об этом нечего, — строго сказал Тимофей Ильич. — Ты лучше сходи в погреб да принеси сметаны. Пусть Сергей закусит в дорогу.

— Уж и спросить нельзя, — обиделась Ниловна, собираясь идти в погреб. — Ты, сыночек, там не задерживайся. Немного побудешь и приезжай. Свадьба ж у нас скоро.

— К Анфисиной свадьбе я вернусь.

Тимофею Ильичу хотелось поговорить с сыном наедине, без Ниловны, а она, как назло, не отходила от Сергея. Тимофей Ильич нарочно послал ее за сметаной и, когда Ниловна вышла из хаты, подошел к Сергею, все еще стоящему возле зеркала.

— Все ж таки, какие есть у тебя предположения? — спросил он, сердито насупив брови. — Бабам про то знать не следует, а со мной ты говори начистую.

— Ничего, батя, я не знаю. Честное слово!

— В Москву-то зря не будут вызывать?

— Наверно, дело важное. Там скажут.

— В газетах пишут, что в чужих странах сызнова идет балачка про войну. Правда это?

— Да, там об этом поговаривают.

— Знать, опять уже там идет чертоскубица?

— Идет.

— Мало крови пролито?

— Выходит, так.

— Чего ж они там хотят?

— А чего хотелось Гитлеру?

Старик сжал в кулаке усы.

— А кто ж там еще под Гитлера рядится?

— Есть такие.

В хату вошел Дорофей с кнутом в руке. Широкое добродушное лицо его было озарено улыбкой.

— Дядя Сергей, — сказал он, — Савва Нестерович послали меня узнать, когда подавать тачанку.

— Подъезжай через час. Нам лишь бы успеть к вечернему поезду.

— Поедем на разъезд или махнем на Невинку? — спросил Дорофей. — Вы мне заранее скажите.