Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2
Шрифт:
— Хотим, — ответил Олег, покосившись на молчаливого Леньку.
— Хозяйство наше кочует по степи. Оно так разбрелось, что его и за день на коне не обскачешь. Но мы помчимся на мотоцикле.
— Дядя Гриша, а «четыреста одиннадцатого» покажешь? — спросил Олег.
— О! — удивился Григорий. — Откуда ты о нем знаешь? — Посмотрел на арбича, убиравшего посуду, усмехнулся одними глазами: — Знаю, знаю, Евсей Егорович прихвастнул. Не стерпела чабанская душа. Так и быть, посмотрите и «четыреста одиннадцатого». Ну, друзья, поехали. Дорога у нас
Ленька еще больше загрустил. Ему и хотелось поехать осматривать овцеводческое хозяйство, и боязно было оставлять Черныша. Он держал его на руках и говорил Марфутке:
— Сбереги от смерти. Схорони где-нибудь. Главное — не показывай на глаза той собаке. Она его распотрошит.
— Лень! Поехали! — крикнул Олег, примащиваясь на седле мотоцикла.
Марфутка приняла Черныша и, стоя с ним на пороге, грустными глазами смотрела в степь: за спиной отца примостились Олег и Ленька, и она им завидовала.
Марфутка уже не видела, как за кошарой мотоцикл взревел и помчался навстречу солнцу — сперва по сырой дороге, потом напрямик. Казалось, он не катился, а прыгал через рытвины и низенькие, еще мокрые кустики типчака. Ветер рвал, косматил чубы, трепал рубашки, холодил спины. Григорий поправил ветровые очки и, нагибая повязанную косынкой голову, покрикивал:
— Держитесь, хлопцы!
И хлопцы держались изо всех сил. Олег уцепился за ремень дяди Гриши, а Ленька обнял Олега. Под колесами шуршал влажный, прибитый дождем песок, хлестала по ногам мокрая трава, иногда брызги взлетали так, точно мотоцикл ехал по калюжине.
Ленька смотрел по сторонам. Всюду раздвигалась и ширилась свежая, хорошо умытая степь. Роса серебрилась, искрилась, а шелк ковыль-травы вспыхивал пламенем. Ни дорог, ни тропок, и куда уносили колеса, знал один только дядя Гриша. Для Леньки местность эта была удивительно однообразная. Он невольно подумал о том, что, если бы его ссадили с мотоцикла и оставили одного, он бы заблудился и погиб.
Сколько так ехали, час или больше, — ребята не знали. Солнце поднялось высоко и пригревало. Роса исчезла, трава просохла. И вдруг мотоцикл остановился так резко, что Ленька больно ударил лбом Олега по затылку.
Ленька поднял глаза и увидел высокого чабана в бурке и в горской, колом торчащей папахе. Он точно вырос из-под земли. Ленька заметил у него на поясе кинжал в потертых ножнах, полбутылки с рыжей жидкостью и сухой, бубликом закрученный бараний рог с деревянной затычкой.
Овцы паслись в сторонке. Навстречу людям во всю мочь летели волкодавы — три черных, а один белый. Олег и Ленька невольно прижались к Григорию. Собаки не добежали. Чабан поднял ярлыгу, и они остановились шагах в десяти. Черные легли на животы и не сводили глаз с чабана, а белый, ростом с телка, прохаживался, широко ступая толстыми узловатыми ногами.
— Ну, как, Снеговой, дела? — спросил Григорий. — Стрижку закончил?
— Вчера
— Сколько взял вкруговую?
— По семь триста… А это что у тебя за молодцы?
— Это мой племяш. — Григорий привлек Олега, погладил непричесанную черную чуприну. — Настенькин сын. А этот — его друг. Решили ребята познать чабанское дело. Как, Илья Васильевич, может, возьмешь какого из них к себе в помощники? На выбор даю.
— Это можно, — ответил Снеговой. — Степь широкая, пусть погуляет.
Ленька не отходил от Григория. Его удивлял и пугал белый волкодав. Таких огромных собак Ленька еще не видел. Белый раскрыл пасть, зевнул, и Ленька невольно закрыл глаза. Это же не пасть, а пропасть. И тут мысли сами по себе обратились к Чернышу. Ленька думал о том, во сколько раз этот белый волкодав больше Черныша. «Лапой ударит и убьет». Он так задумался и засмотрелся на собак, что очнулся, когда Олег толкнул в бок и сказал:
— Ну, Лень, как? Отвечай?
— Ты о чем?
— Или спишь? Дядя Гриша спрашивает, кто из нас будет пасти овец с Ильей Васильевичем.
Ленька снова взглянул на белого волкодава и сказал:
— Лучше, Олег, ты.
…В клочья разрывая степной покой, мотоцикл снова мчался вперед. Земля просохла, даже кое-где под колесами серым дымком вспыхивала пыль. Резкие, как винтовочные выстрелы, выхлопы мотора пугали птиц. В двух шагах от них коричневый, величиной с гуся орел размахнул могучие, в серебре крылья и летел рядом с мотоциклом. Олег видел его крючковатый клюв и прижатые к хвосту желтые, будто сделанные из медной проволоки, когтистые лапы.
Ленька не смотрел на орла. Он прижался к спине своего друга и шептал ему над ухом:
— Олег, что же это получается? Я думал, мы будем вместе.
Олег повернул голову:
— Наконец дошло до тебя! Я тоже думал, а придется расстаться.
— Куда ж теперь меня?
— Найдется место. Дал бы согласие к Снеговому. По всему видно, чабан толковый.
— А волкодавы у него! Видал этого белого? Мне же надо и о Черныше подумать.
— Волкодавы тут всюду такие. Так что о Черныше теперь думать поздно. Говорил тебе…
— Эй, друзья! — сказал Григорий, сбавляя бег машины. — О чем вы там беседуете?
— Ленька о себе беспокоится, — сказал Олег. — Дядя Гриша, я буду работать у Снегового, а Леньку куда?
— Дадим любой сакман, — ответил Григорий. — У нас их много. Можно, к примеру, пойти к Андрею Чухнову. Парень серьезный, твоих, Леня, лет. Или иди к Нестерову. А можно и в отару Охрименки. Мы сейчас заедем к нему. Его стадо как раз на стрижке.
Дружки, подпрыгивая за спиной у дяди Гриши, молчали. Олег думал о том, что ему-то печалиться нечего, он уже определился и завтра отправится к Снеговому. Ленька же хотел знать, в каком сакмане самые смирные собаки, так как думал не только о себе, но и о Черныше, а спросить об этом у дяди Гриши стеснялся.