Семен Дежнев — первопроходец
Шрифт:
— Непременно отправлюсь на Лену, — мечтательно сказал Федот. — Наслышан о великой реке. Надо её, матушку, и своими глазами узреть. Побываю там, куда ещё не ступала нога русского человека. Поплыву Студёным морем на восток.
А Дежнёву пришлось через некоторое время отправиться в тунгусское селение за сбором ясака. Группу казаков возглавил Михайло Стадухин. Среди казаков его отряда был и Никандр, которого взял в качестве толмача.
Стойбище состояло из семи чумов и находилось в низовьях Подкаменной Тунгуски. Разговаривал Стадухин с его жителями жёстко, напористо. Сперва
— Мало, бусурмане. Раскошеливайся ещё. Давай двух лисиц и четырёх соболей.
Толмач передал слова Михайлы пожилому тунгусу, державшемуся за старшего. Он жалобно запричитал.
— Что он такое лопочет? — недовольно произнёс Стадухин.
— Жалуется. Несправедливо, мол, поступаешь.
— Это уж нам виднее — справедливо аль несправедливо. Повтори ему ещё раз моё требование.
Тунгус снова ответил жалобами и причитаниями.
— Он говорит, что род выплатил ясак сполна. Ссылается на распоряжение воеводы.
— Вот я покажу ему воеводу! Здесь я сам себе воевода, — угрожающе произнёс Стадухин. Он пригрозил взять в аманаты, то есть в заложники, сына жалобщика.
Тунгус тяжело вздохнул и побежал по чумам собирать требуемое. Собрал всё-таки. Стадухин критически рассмотрел каждую шкурку, одного соболя вернул со словами:
— Эта никуда не годится. Замени.
Может быть, и хорошая была шкурка, да хотелось Михайле покуражиться, показать власть свою. Тунгус заменил шкурку, возможно, и не заменил, а принёс прежнюю. Стадухин сунул в свой мешок всю добычу, двух лисиц и четырёх соболей.
На ночлег расположились у костра. Михайло выставил вооружённый караул.
— Вот так-то лучше, — сказал он. — Чтоб не посмели бусурмане какую-либо непотребную штуку выкинуть.
— Зачем же ты, Михайло, так сурово с ними, — сказал ему с укоризной Дежнёв. — По-хорошему, по-доброму бы с ними. Что эти тунгусы тебе плохого сделали?
— Мне ничего плохого не сделали. А пусть чувствуют в лице моём власть.
— Ясак-то сполна выплатили. Зачем ещё добавку потребовал?
— Эх ты, святая простота, дитя неразумное! Будешь когда-нибудь на моём месте, отправишься ясак собирать...
— И буду собирать. Но не стану людей обижать.
— Зачем, думаешь, я в Сибирь отправился? На эти бусурманские рожи дивоваться? На красоты сибирской природы глазеть? Вовсе нет. Ради собственной выгоды. Хочу на службе разбогатеть, состояние нажить. А как ещё можно состояние нажить, коли жалованье казакам вовремя не платят? А как ещё можно разбогатеть? Может быть, Семён, иной способ знаешь?
— Эх, Михайло, Михайло... Они, хоть и бусурмане, ведь тоже люди, Божьи создания.
Стадухин не стал спорить с Дежнёвым, а с сожалением посмотрел на него, как на недоумка. Когда на следующий день казаки покидали стойбище на Подкаменной Тунгуске, обитатели его испытали чувство великого облегчения.
В Енисейске служили некоторое время Парфён
В 1635 году начальником Ленского острога становится Парфён Ходырев, сменивший Ивана Галкина. С этого времени острог стал называться городом. Энергичный, неугомонный Ходырев продолжает исследования бассейна Лены и принимает меры для привлечения на ленскую службу новых людей. Он посылает в Енисейск ближайшего своего помощника, казачьего сотника Петра Бекетова, с письмом к тамошнему воеводе.
— Подбирай мужиков крепких телом и духом, смелых, выносливых, — наставлял Ходырев сотника. — Потолкуй с каждым. Внуши, что Лена — это дали бескрайние, природа суровая и богатства неисчислимые. А за Леной ещё другие дальние реки, которые ещё надо открыть и поставить на них острожки, объясачить неведомые племена. Греться у очага и почивать в избе не придётся. Вся служба будет протекать в пути, в оленьей или собачьей упряжке, в коче или челноке. Нелёгкая служба — пусть это знают заранее. Кого такая служба не прельщает, пусть сразу скажет. Действуй, Пётр.
Бекетов хорошо усвоил наказ Парфёна. Да и сам был казак бывалый. По поручению енисейского воеводы Ждана Кондырева он ещё в начале тридцатых годов с отрядом казаков успешно поднялся по Ангаре, преодолел Ленский волок и вышел на верхнюю Лену. Это он выбрал место для строительства острога там, где в среднем течении реки её долина расширяется и переходит в Центральную Якутскую низменность. Принялись за строительство казаки. Расчистили площадку, валили деревья, подтаскивали по слегам брёвна к месту будущего острога. Ставили проконопаченные мхом срубы, сторожевые башни, частокол. Исследовал Бекетов бассейн Лены, поднимался по её притокам.
В Енисейске Петра Бекетова встретили как своего человека. Он терпеливо отбирал казаков для отряда, который должен был проследовать на Лену, беседовал с каждым. Старался выяснить, на что способен его собеседник. Не скрывал трудностей предстоящей службы, возможных испытаний и лишений в дальних походах, в отдалённых зимовках. Не избежал такой беседы и Семён Иванович. Бекетов въедливо оглядел его и сказал:
— На вид добрый мужик. Что умеешь?
— Да так... Всякую малость, как все пинежане. Плотничать могу, сети плести, горшки обжигать, кадушки мастерить, охотиться на всякого зверя с помощью ловушек, силков или лука, а ещё...
— Ладно, ладно, не продолжай... — перебил его Бекетов. — А оружием с огненным боем владеешь?
— Тобольский полусотник подучил.
— Подходишь нам. На Лену хотел бы?
— Почему бы не хотел.
— Тогда ещё один вопрос к тебе, Семён Иванович. Вопрос тот деликатного свойства. Жениться собираешься? Годиков-то тебе, вижу, немало. Тридцать, небось?
— Поболе.
— Так ответь мне, жениться собираешься?
— А на ком? Кругом одни бусурманки.