Семен Дежнев — первопроходец
Шрифт:
— Что за люди эти воеводы?
— Говоря по совести, ничего хорошего о них не скажешь.
— Пошто так?
— Сии персоны — стольники. Петька Головин и Матюшка Глебов. Головин всячески старается подчеркнуть, что он первый, наиважнейший из них двоих. Чванлив, высокомерен безмерно.
— Почему царь послал в Якутск двух воевод, а не одного?
— Умные люди гутарят, что царь таким вот способом намеревался, значит, пресечь лихоимство. Чтоб один воевода следил за другим. В случае крайней нужды доносили бы в столицу друг на дружку. А я так думаю, пустая сия затея. Лихоимствами
— Пошто так уверен?
— А как же иначе? Почему Головин и Глебов решились ехать воеводами в Якутск? Чтоб богатство нажить. А для того все пути хороши, честные и бесчестные. Москва-то далеко, а Бог высоко. Кто тебя вовремя за руку схватит? С первого взгляда воеводы не понравились и казакам и торговым людям. Крикливы, корыстны, высокомерны. Особливо Петрушка Головин. При всяком случае подчёркивает — я, мол, стольник, великая шишка, при царском дворе свой человек. А между собой воеводы не ладят.
— Откуда ты взял, что не ладят?
— Неискушённому человеку сие заметно. А начал Головин с того, что раскричался на Ваську Пояркова. Ему, видишь ли, не понравилось место, выбранное для острога. Место и впрямь не шибко удачное, низкое. Весной, во время половодья, когда Лена широко разливается, вода заливает часть посада и подступает к самим стенам острога. По улице можешь на лодке плавать. Какой дурак выбрал такое место — кричит на Ваську Головин.
— И что ответил Поярков? Ведь не он же сие место для острога выбрал. Объяснил бы Василий Головину, что острог был основан ещё десять лет назад сотником Бекетовым.
— Так примерно и объяснил Поярков. Немного поостыл Петруха. Перестал бранить его. И говорит — будем переносить острог на новое место. На левый берег.
— Это же адский труд, Исай, переносить острог и вместе с ним весь посад со всеми избами, лавками, амбарами на другой берег. Всему гарнизону работы хватит.
— Вот именно. Но это ещё не всё. Решил воевода Головин пройти по лавкам. Заходит и ко мне. Я к тому визиту был готов, что поценнее припрятал. Оставил на прилавке кое-какую мелочь, да отрез сукна. Приглянулось суконце Петрухе. Отдал распоряжение тому, что сопровождал его, — возьми, говорит, весь отрез. Называю воеводе цену. А он прикинулся на меня — старших, мужик, уважать надобно. Будем считать, что подарил ты своему воеводе по случаю нашего знакомства это сукнецо. Вот такие дела, Семейка. Ведь таким откровенным грабителем не был даже Парфён.
— Как сложилась судьба Ходырева? — спросил Дежнёв, при упоминании имени отстранённого начальника острога.
— Про Парфёна как-то все забыли. Жил он тихо, мирно, людям на глаза старался не показываться. И вдруг исчез.
— Как исчез?
— Да вот так. Отплыл вверх по Лене и объявился в Устькутском остроге. И, представь, отплыл не с пустыми руками. Должно быть, не весь запас пушнины отобрал у него Васька. Что-то Парфён надёжно припрятал. А возможно, пустил слезу Ходырев перед Поярковым — отдай, Василий, хоть малую толику моих шкурок. Не всё же лихоимством наживалось, есть среди них и купленные на кровные денежки.
— Василий и раскис от тех слов?
— Не знаю
— Что с ним теперь?
— Этого я не знаю. Сам-то много шкурок напромышлял во время службы на Яне?
— Хорошо напромышлял.
— Рискуешь лишиться всей своей добычи.
— Это почему же?
— Головин распорядился, чтоб таможня отбирала у казаков, возвращающихся из походов, все собственные запасы мягкой рухляди. Все шкурки, которые сами напромышляли охотой и меновой торговлей.
— Но почему же, по какому праву, по какому закону?
— Вот такой же вопрос задал один из ограбленных казаков самому воеводе. И знаешь, что Головин ответил? Я сам для тебя и право, и закон. Твоё дело, казак, службу государству нести, а не мошну набивать. Коли не понять тебе это, можем вразумить батожками.
— И казаки терпят такое беззаконие?
— Пишут челобитные в Москву. Но Головин прослышал про то и стал перехватывать грамоты. Двух жалобщиков посадил в темницу и велел посечь плетьми. Советую тебе, Семейка, и твоим казакам поостерегаться.
— Чего мы должны остерегаться?
— Ведь вы же везёте не только ясачную казну, но и собственные шкурки.
— Везём, конечно.
— Рискуете всё потерять.
— Что советуешь, Исайка?
— Немного схитрить. Обвести таможенников вокруг пальца.
— Не привык жить обманом и хитростями.
— А если сама власть в лице воевод поступает с тобой бесчестно?
— Не знаю, что и сказать тебе...
— Я же хочу разумный выход всем вам предложить.
— Какой ещё выход?
— А вот... слушай меня. Я приехал к якутам делать закупки лошадей, седел, снаряжения, зимней меховой одежды.
— И делай на здоровье свои закупки. Мы-то здесь при чём?
— Какой же ты непонятливый. Семейка. Я расплачиваюсь с якутами вашими шкурками. Они, особенно соболь, имеют хождение наравне с деньгами. Вы избавляетесь от шкурок. Я даю вам долговые расписки. Придётся тебе отправляться снова в дальний поход, зайдёшь ко мне в лавку и я возвращаю тебе свой долг нужным тебе товаром, продуктами, одежонкой, снаряжением. Понятно тебе?
— Хитёр же ты, как я погляжу.
— Не был бы хитёр, не был бы торговым человеком. К твоему сведению, я тепереча не приказчик, а компаньон сибирского купца. Не Исайка, а Исай Козоногов. Доверяешь мне?
— Хотелось бы с казаками посоветоваться.
— Посоветуйся.
Дежнёв рассказал казакам о предложении Исайки — отдать ему личный запас пушнины под долговую расписку, чтобы впоследствии Козоногов погасил свой долг товарами. Казаки в целом одобрили предложение торгового человека, но один из казаков заметил: