Семена огня
Шрифт:
— Не вздумай орать, они и так тебя услышали.
Лис оказался прав. Едва различив звук ломающихся ветвей, опытные воины развернулись на месте, готовясь принять бой, но было уже поздно: два стальных острия вырвались из пальцев вдохновенного певца. Полмгновения — и они вонзились в человеческую плоть. В тот же миг юноша, точно пьяный, слетел с тропки в ближайшие кусты, едва не выворачиваясь наизнанку от приступа тошноты.
— Это что там? — заслышав звук падающих тел, Фрейднур повернул голову и потому не увидел, как очаровательное порождение валькирии резко ушло вниз и, крутанувшись на одной ноге, второй,
— Я что, его убила?! — девушка, расширив от волнения глаза, бросилась к обеспамятовавшему воину. — А, нет, слава Богу, дышит.
— Женя, я ошибаюсь, или это был «хвост дракона»? — уточнил Сергей.
— Да, — бросила красавица.
— Но ты же говорила, что занималась айкидо.
— Не только.
— Похвальная широта интересов. А знаешь что, Евгения свет Тимуровна, давай-ка, тащи своего подопытного барбудо [4] обратно в крепость.
4
Барбудо (исп.) — в буквальном переводе «бородач».
— Как тащить? В нем же больше ста килограмм живого веса!
— Как-как… Да ты не беспокойся, этот вес полуживой. Тащить, как будто ты сестра милосердия — на себе с поля боя.
— Но там же Брунгильда!
— Ага. И Карел. А будет еще и эта десятка безмозговая с тяжелым детством.
— При чем тут он?
— А при том, бесценная моя доктор психопатических наук, шо твой пациент и без того на тебя глядел как на полубога, а если ты его еще по месту прописки доставишь, то и вовсе можно будет из него веревки вить.
А нам, видишь ли, таких веревок пока сильно не хватает, нам позарез нужен человек, который хоть как-то понимает, шо в этом гадюшнике творится. Шо-то мне подсказывает, ни Пипин, ни его милая сестричка не готовы пойти на контакт и признаться нам за чашкой чая, зачем они убили доброго повелителя Дагоберта и зачем им понадобились мадам Гизелла с мальчишкой. Так шо, давай, вспомни, есть еще тетки в нурсийских селениях, и тащи добычу обратно в лагерь, к родному очагу.
Брунгильда вновь смерила оценивающим взглядом сидящего у стены Карела и удовлетворенно хмыкнула: «Красавчик!».
— На, держи. — Она кинула ему меч. — Мой избранник, да без оружия — это ж курам на смех! Да только ж засунь его в ножны поглубже и примотай накрепко, чтоб, если взбредет в твою головенку мысль снова за него хвататься — было время подумать. А я тебе сразу говорю: это плохая мысль, очень глупая! И запомни, я хоть и добрая, но горячая, станешь мне перечить — велю зажарить и сожру за обедом.
Глаза Карела расширились не то удивленно, не то испуганно. Должно быть, со школьных времен ему не доводилось встречать людей, до такой степени превосходящих его в силе, а уж чтобы попросту отбросили его, как ватную куклу, с таким и вовсе впервые столкнулся. Если добавить к этому, что противником
— Ну, стало быть, так, — на время потеряв интерес к заезжему патрицию, Брунгильда вернулась за стол, — до времени с головы молодого Дагоберта волос не должен упасть. Гизеллу, если невтерпеж, бери себе. Ее прелести мне ни к чему. Я желаю знать, кто придет за ублюдком.
— А если никто не придет, сколько держать его?
— Придут, не сомневайся. Змеиное семя крепкое, огнем рожденное. Но для того, чтобы примчались гады залетные, хорошо бы им нашу приманку так показать, чтоб издалека учуяли.
— Да как же это сделать? — с опаской спросил вельможа.
— Пипин, братец мой бестолковый, ты же майордом, ты должен лучше моего соображать, а похоже, что в черепушке твоей не мозги, а подгоревшая каша. Сам рассуди, кто может рассказать всем и каждому, какая страшная участь ожидает отродье Дагоберта?
— Тот, кто больше всех говорит.
— Правильно. А кто больше всех говорит?
— Глашатай? — предположил владыка Нейстрии.
— Нет. Глашатай много не говорит, его слушают многие. Но еще больше слушают тех, кто проповедует в храмах. Если ко времени, да вдруг пойдет молва, что государь отступил от истинной веры, более того, и саму корону он получил из рук — да что там рук, из когтистых лап — врага рода человеческого, все эти святоши в один голос взвоют, с каждого амвона полетят анафемы отступнику и всему его роду.
— Но ведь тогда… — начал было Пипин.
— Цыть! — Брунгильда хлопнула по столу, впечатывая в древесину оплошавшую муху. — Заткнись. — Об этом знаем ты да я. Для всех прочих… — она замолчала. — Сам знаешь, чья кровь в жилах Меровея. Вот и делай то, что я тебе говорю. А я позабочусь, чтобы тот, кто придет, не ушел отсюда, не солоно хлебавши. А вернее, совсем не ушел.
— Господин инструктор, — засуетился на канале связи Карел. — Эти двое что-то замышляют, готовят засаду.
— Да слышу я, слышу, не беспокойся. У тебя ж камера работает, все документируется в лучшем виде.
— Может, тогда мне сбежать?
— Хороша идея, — хмыкнул Лис. — Куда ж ты намылился поршнями двигать? В сторону камеры перехода? Спасите, люди добрые! Меня великанша из сказки съесть обещала!
— Зачем вы так, господин инструктор?
— Сержант, ты еще в слезу ударься. Я не слышу из твоего угла толковых вариантов. Только не говори больше, что лучше бы отсюда смыться. Если охота к бегу трусцой одолела, так знай, могучий витязь, людям с трусцой здесь не место. Хочешь работать, включай мозги и функционируй на полную катушку. У тебя под носом два носителя информации перекидываются ею, как мячиком! Открой глаза, оттопырь уши, включи нюх.
Твоя задача — учуять, откуда ветер дует, еще до того, как он соберется дуть. Соображай, замечай и молчи. Пока ты — оробевший пленник, тебя для них почти что нет. Вот сиди и демонстративно бойся. Но содержательно, ядрен батон, сиди. А бегать среди бела дня — тот, кто за сто шагов всаживает стрелу в бегущего оленя, в тебя по-любому не промажет. Хочешь драпака задать — хоть ночи дождись.
— Ага, ночи, — взмолился Карел. — Вы ее видели?
— Ночь? Случалось.