Семена огня
Шрифт:
— Надо бежать отсюда, — едва глаза привыкли к темноте, заявил Карел.
— Куда, зачем? — печально вздохнул Бастиан.
— Неважно, куда, главное — отсюда. — Бывший сержант президентской гвардии вновь почувствовал себя в знакомой ситуации. — Есть враги, есть плен, а значит, надо бежать и включиться в активную борьбу. — Он даже глянул на товарища с укором: как можно не понимать очевидных вещей? Но тот в потемках не смог оценить выразительного взгляда соратника.
— Подумай сам, — Ла Валетт попробовал воззвать к голосу разума, — там, наверху, осталась мадемуазель Ойген, и если мы исчезнем, ей точно не поздоровится, а господин инструктор…
— Вот, точно,
— Если тебе не терпится узнать, что может быть проще, — активизируй закрытую связь, — предложил Бастиан.
— Молодец, спасибо, что надоумил! Опять выслушивать его издевки? Уж не знаю, что он действительно умеет, но только дай ему кого-то выставить дураком — и все, праздник удался! Тут его медом не корми! Малейшую ошибочку так обернет, что хоть снимай ремень и начинай себя пороть. А я, между прочим, не какой-нибудь новобранец — я сержант элитного подразделения! А здесь, так и вовсе герцог и рыцарь. Да мне бы только выбраться отсюда, я этому Пипину с его милой сестрицей, не к ночи будет помянута, головы снесу, будут знать.
— Если тебя утешит, Карел, то рыцарей еще не существует.
— Как так? Это еще почему?
— Видишь ли, рыцари появились во франкских землях при правнуке этого самого Пипина Геристальского.
— Каком еще правнуке?
— Быть может, ты о нем слышал. Его звали Карл Великий.
Нурсийский наследник удивленно поглядел на Бастиана.
— Шутишь?
— Ни в малейшей степени. Могу еще добавить, что сын Пипина — знаменитый полководец Карл Мартелл, остановивший нашествие сарацин в битве при Пуатье. Так что если ты, как обещаешь, снесешь голову этому мятежному вельможе, то в скором времени в Европе могут возникнуть чертовски неприятные неожиданности. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Карел задумался, печально вздохнул, затем снял пояс, отстегнул металлическую пряжку и хмуро заявил:
— Да-а, задачка! Но все равно я буду копать.
Брунгильда насупилась и оскалила зубы, недовольная бесцеремонным вмешательством в сеанс психотерапии.
— Ну, что там еще?
— Там, на дороге, их человек, — понимая по злобной гримасе, что не вовремя, промямлил стражник. — И двое из отряда Тибальда.
— Ага, таки схватили молодчика! — лицо Брунгильды просияло.
— Осмелюсь сказать, что нет, — караульный отступил на шаг. — По всему видать, они сопровождают его.
— Что за ерунда? Как только приедут, ко мне их! — распорядилась воительница.
Часовой склонил голову, радуясь, что и на этот раз обошлось. Когда сестра майордома была не в духе, жизнь вокруг быстро приобретала самые мрачные оттенки черного.
— Господин инструктор, у вас там все в порядке? — заволновалась Евгения.
— Та все пучком, дочь грозного Тимура. За ближайшие несколько часов в активе завелось следующее: мои замечательные детишки-шалунишки вляпались в нечто густое и не слишком благоуханное. Потом безумная рептилия чуть не сломала мне ноги, а заодно и хребет. Потом эта же огнеметная тварь чуть не устроила мне глубокую прожарку, а вдобавок, в качестве бонуса, в прах развалила намеченный план спасения Дагобертыча. Ну, и вас уж за компанию. Что тоже, как ни печально это признавать, довольно существенно.
Кстати, пацан, наш августейший подзащитный, оказался на высоте
Въехав на крепостной двор, Лис застонал, картино рухнул на руки подскочивших стражников и продекламировал, бессильно прикрыв глаза, еле двигая губами:
— Отнесите меня к ней, я хочу видеть эту человеку.
— К кому? — поинтересовался один из стражников.
— К Брунгильду, в смысле, к Брунгильде. Хрен с ним, несите к обоим. Да не трясите, я, может, и мешок с костями, но все ж-таки не погремушка! Чую смертушку неотвратную! И отвратную тоже чую! О, как страшит дыхание ее! Прислушайтесь, стучит она косой. Ворота крепкие, засовы — прах пред нею! Темнеет разум мой и взор уже мутится… — Лис патетически закинул руку на лоб и прикрыл глаза. — Что вы застряли, пешие броненосцы? Давайте, тащите! Ибо ощущаю я — бой с драконом вписал последнее «Итого» в мои счеты с жизнью!
Бойцы из отряда Тибальда, подхватив Сергея, потащили его вверх по лестнице. А в это время из-за приоткрытой двери слышалось:
— Необходимо срочно поработать с немотивированными вспышками гнева. Это настораживающее явление. Оно, подобно ядовитому червю, разрушает вас изнутри. Процесс нельзя пускать на самотек!
Услышав про ядовитого червя, сестра Пипина Геристальского насторожилась.
— И как же того гада ползучего извести?
— Это непростая задача, но…
— О-о-о! — с порога застонал Лис. — Наконец-то я там, куда вела меня судьба. Вела недрогнувшей рукой, шаг за шагом переставляя мои побитые в хлам ноги. Особенно левую. Услышьте же меня!
— Ты чего тут горланишь? — удивленно перебила его сестра майордома. Такое непочтительное поведение было ей в новинку.
— Тю, а если это мои последние слова? Вот щас безглазая переведет дыхание…
— Будешь так орать, точно станут последними, — заверила Брунгильда.
— Пусть даже и так, — Лис для видимости всхлипнул, впрочем, понижая голос. — Но перед безвременной гибелью вот так, ни за что, ни про что, я все же успею поведать о преданности и коварстве, о храбрости и роковом безумии, о людях и драконах, о лошадях и муравьях, о поваленных деревьях и опавших листьях, о несовершенстве мира и о совершенстве Творца всего сущего, о…
— Да говори ты толком! — возмутилась звероподобная дева.
— Ладно, о королях и капусте рассказывать не буду. Тем более, вы еще и о королях ничего не знаете. — Лис даже приподнялся на лавке, куда положили его воины. — Но если мои слова могут стать последними, то уж лучше я буду говорить подольше.
— Хорошо, они не станут последними, — хмыкнула Брунгильда, обнажая при этом столь внушительные клыки, что граф Дракула от зависти сам бы нанизался на осиновый кол.
Лис невольно прикрыл глаза рукой.
— Что? Не нравлюсь? — радуясь произведенному эффекту, заулыбалась ужасная дама. — Страшно?
— Да вы шо, уважаемая мадемуазель, вы ж буквально как солнце.
— Солнце, говоришь? — обворожительная улыбка Брунгильды сделалась еще шире.
— Ну, в смысле, вся в пятнах, и без слез не взглянешь, — пробормотал Лис, переходя от трагического вступления к эпическому выступлению. — Дело было так: когда я увидел, что некий воин повел в лес эту благородную деву, этого ангела в человеческом облике, я взволновался, ибо для грибов еще не сезон, да и не пойдет высоконравственная дама Ойген по своей воле в лес с незнакомцем и без лукошка! Скажу прямо, я заподозрил недоброе! Тем более, за ними увязались еще два воина, но я готов был погибнуть, защищая свою молодую госпожу.