Семена огня
Шрифт:
— А скажи мне, угнетатель нурсийского трудового крестьянства, шо означает постная мина, застывшая на твоем лице?
— Это скорбь.
— Меня не интересуют убойные элементы, которыми ты начинил свою мину. Я, кажется, внятно объяснил, что ты сейчас должен быть на всю голову невменяем, иначе Арнульф ни фига не поймет, почему тебя он должен оставить здесь, в то время как хозяин, в данном случае — хозяйка, дала ему целенаправляющего пинка и команду «фас».
— А
— Есть несколько путей быстрого преодоления данного физиологического кризиса: можно порезать луковицу, можно основать в подвалах монастыря алхимическую лабораторию, получить слезоточивый газ и надышаться им до абсолютного просветления. Также можно вспомнить что-нибудь печальное, можно сесть на булавку или подождать, пока верный Арнульф довезет тебя, мой храбрый вьюнош, до логова дракона, где эта мстительная рептилия сама озаботится выжать из тебя слезу.
— Нет, вот если бы вам действительно было плохо…
— Ишь, размечтался! Тебя б душили слезы радости, и я не стал бы тебя за это осуждать.
Карел, не стой истуканом, делай уже что-нибудь трагическое. Руки заламывай, что ли, или предлагаешь мне встать и заломить их тебе? Вот же ж лихоманка тебя поцелуй! Ну, сознание потеряй, что ли! Впрочем, как ты его можешь потерять, если ты его еще не находил? О, побейся головой о колонну, обычно это производит должное впечатление на неокрепшие умы. Только смотри, не сломай лбом несущую конструкцию!
— Я распоряжусь, вашего друга осмотрят и окажут помощь, — обращаясь к наследнику далекой Нурсии, благостным тоном проговорил настоятель.
— Ваше преподобие, — вмешался Бастиан, — мой господин онемел от горя, слезы душат его, и он не может вымолвить ни слова. Благородный Рейнар, сколько молодой господин помнит себя в этом мире, всегда был ему вместо отца. И вот теперь он при смерти.
— Мы сделаем все, что в человеческих силах, дабы сохранить ему жизнь и вернуть здоровье. Но более, чем на людские познания, следует уповать на милость Божию.
— Да не оставит нас благодать Господня, — Бастиан сложил руки перед грудью. — Пока мой повелитель еще мог говорить и всецело сознавал, что происходит вокруг, он со слезами поведал мне, что не пожалел бы богатого дара вашей обители, если бы его наставника вернули здесь к жизни.
— Я уже сказал…
Бастиан протянул ему зажатые в кулак десять золотых монет.
— Это лишь толика его благодарности, лишь тень августейшей щедрости.
— О, молодец, Бастиан, ты посмотри, как у священника в глазах загорелось по красному кресту. Того и гляди, золото плавиться начнет. Продолжай давить.
— А еще, — не останавливался Бастиан, — наш герцог говорил, еще до того, конечно, как утратил дар речи, что не пожалел бы вот этого золотого перстня. Знаете, в нем заключены волосы из бороды Святого Василия, основателя первого
— А как же воины, что остались за стенами? — думая в эту минуту только о щедром вознаграждении и плывущей прямо в руки реликвии, спросил настоятель.
— Полагаю, излечение не займет более трех-четырех дней. Все эти воины могут продолжить начатый ими путь и вернуться сюда к урочному часу.
— Вы так уверены, что больной излечится в столь краткий срок?
— Помнится, Святой Эржен излечивал даже и тюремщиков своих наложением рук и обращением к Господу с душевной молитвой.
— Воистину, так, — подтвердил аббат.
— Верю, что он не оставит в этот час героя, боровшегося с драконом.
— Точно, не оставит, — кивнул святоша. — А где, вы говорите, этот перстень?
— Считайте, что он уже у вас. Вот только прежде убедите скопившуюся у ворот, — Бастиан задумался, подыскивая слова, — паству не торчать у стен аббатства, иначе люди, следующие по тракту, могут подумать, что монастырь в осаде. Это нехорошо. Я бы даже сказал, не богоугодно!
— Ладно, — святоша расправил грудь, пару раз кашлянул, проветривая легкие перед грядущей проповедью, — да поможет нам бог. Только скажите, лекаря присылать или вы сами достаточно сведущи в медицине?
— Надеюсь, моих познаний хватит для излечения этих несчастных. С Божьей помощью, отец мой, исключительно с Божьей помощью.
Женя прорезалась на канале связи в тот самый миг, когда вошедший в ораторский раж настоятель закончил проповедовать ошеломленному воинству Арнульфа Вилобородого. Смысл его слов был понятен даже тем, кто неоднократно получал железной палицей по шлему: не всякая дорога прямая, даже если кажется таковой. Иное промедление угодно Господу, и оно, по сути, вовсе не промедление, ибо позволяет распознать суть явления и отличить путь истинный от ложного, прочерченного не чем иным, как хвостом врага рода человеческого.
— Ребята, а кто-нибудь знает, что за существо оставляет следы, похожие на птичьи, но только значительно крупнее, и впереди два пальца вместо трех?
— У тебя шо, кроссворд не сходится? — поинтересовался Лис.
— Сергей, я, между прочим, серьезно.
— Да, я понимаю, в тоске по нашему…
— Прекратите немедленно! Очень похоже, что такие следы оставила Брунгильда. Она вышла в крепостной двор совершенно голой. Но ее никто не видел, потому что в это время все, даже стража, почему-то уснули. А потом вдруг посреди двора следы прервались, ни вперед, ни назад, точно сестра Пипина взмахнула руками и улетела.