Семена Перемен

Данилов Егор

empty-line/>

Слова матери разносились в полумраке комнаты, и вот Эрик уже видел на темных досках потолка яркие белые точки. Они подмигивали ему и шептали на разные голоса. По груди побежали мурашки, спустились до пяток, пощекотали кончики пальцев. Как всегда в предвкушении чего-то нового, мальчик заулыбался.

Память людская короткой бывает, 

но сохранились о Соле преданья. 

От разных мужей, славных героев,

шесть

сыновей принесла она миру.

Каждый был лидером, славным поэтом, 

мудрым мыслителем, вестником света. 

Каждый был статью могуч и прекрасен,

быстрый умом и душой справедливый.

Шесть сыновей, порожденные Солой,

власти достойные более прочих,

стали князьями для разных народов,

дабы их всех на путь света наставить.

Правили мирно и милосердно, 

как Сола учила, и все были рады.

На этих словах мать замолчала. Эрик забеспокоился, что история прервется так и не начавшись. Мия открыла было рот и хотела что-то сказать, но мать продолжила:

В давнюю пору Вен синеглазый 

в облике мужа на землю спустился. 

Был он глашатаем, странником-богом, 

волю он нес Наблюдателя миру. 

Славы не ждал, не искал восхваленья, 

был беспристрастным, невозмутимым.

Сердце его, словно звездный осколок,

тайной лучилось и дивной красою,

но незнакома ему была радость,

грусть незнакома и страсти томленье.

Так по земле путешествовал странник

и повстречал благородную деву,

ликом нежнее рассветного неба,

мудростью речи ни с кем не сравнимой.

Солой представилась Вену та дева,

Имя ее он навеки запомнил.

Сердце, что раньше не ведало счастья,

вспыхнуло ярко в то же мгновенье

и засияло невиданным светом,

пламенем страсти забушевало.

Не было силы большей на свете,

чем тяготение душ между ними.

Воображение Эрика разыгралось. А как еще, если речь заходит о богах? О богах, тела которых подобны

звездам. Он представил себе, как бьется и переливается всеми оттенками синего и голубого пламенное сердце Вена. Как оно пульсирует в груди, как сжимается от чувств и снова расширяется, испуская потоки тепла, словно костер, в который подкинули дров. А синие глаза? Должно быть, те были похожи на два бездонных колодца, и упав в них вряд ли кто-то смог бы выбраться наружу. Как же на него могла смотреть Сола? Наверно, и она обладала столь же пронзительным взглядом. Эрик представил ее желтые глаза, и они показались ему очень добрыми.

Мать продолжала рассказывать. Вен захотел забрать с собой Солу, но та отказалась. Она не могла бросить детей, и хотя ей больше всего на свете хотелось быть рядом с прекрасным богом, видела, что от испепеляющей красоты Вена ее мир увядал: цветущие долины обращались в степи; полноводные реки – в маленькие ручьи; сухая и бедная почва не приносила ни хлеба, ни сладких плодов.

Видел всё Вен и, печалью объятый,

так говорил он возлюбленной Соле:

«Ты лишь одна не боишься сиянья,

прочим мой свет дарит только погибель.

Ранит мне душу разлука с тобою,

но должен я мир твой немедля покинуть.

Я ухожу, но в подарок оставлю

из ярких топазов мое ожерелье.

Пусть голубыми своими лучами,

греет оно твое доброе сердце».

Так говорил Вен, а после умчался,

тучи пронзая своей колесницей.

Эрик представил повозку, запряженную двумя лошадьми. Та быстро неслась по небу, оставляя ярко-голубой след. Постепенно она удалялась и наконец превратилась в маленькую, едва заметную точку.

Два года прошло, и природа воспряла:

зрела пшеница, и реки шумели,

благость наполнила мир, как и прежде, 

Сола одна лишь в тоске пребывала.

Помнила Вена, у сердца держала

из ярких топазов его ожерелье.

Плакала дева и в небо смотрела,

Как синегривая там колесница

мимо неслась, но не было счастья:

вдали от любви кому будет мило?

Мать вновь замолчала, чтобы перевести дух. Дети переглянулись, ожидая продолжения. История так захватила Эрика, что он в нетерпении заерзал под одеялом. На улице раздался лай собаки, но вскоре стих. В наступившей тишине мать продолжила: