Семенов-Тян-Шанский
Шрифт:
Разговор перешел на второе путешествие Петра Петровича в Небесные горы. Узнав, что Семенов перед путешествием намерен съездить в Омск к генерал-губернатору Гасфорту, Достоевский воскликнул:
— Обязательно познакомьтесь с моим другом Валихаиовым. Он будет вам очень полезен.
Достоевский встретился с Чоканом в 1855 году, когда тот сопровождал Гасфорта в поездке по Семиречью. Юный Валиханов принес большую пользу генерал-губернатору своим знанием языка и обычаев киргизского народа.
— Чокан томится в Омске. Я ведь с ним переписываюсь. — Достоевский достал письмо Валиханова. — Вот что пишет
Достоевский прогостил у Петра Петровича две недели. Они ходили по барнаульским магазинам, закупая нужные вещи для свадьбы. Посещали любительские спектакли, гуляли по городским окраинам. Катались на лошадях по зимнему простору Оби.
Но самыми незабываемыми для Семенова были часы, когда Достоевский читал главы из еще не оконченных «Записок из мертвого дома». Читал главу за главой, дополняя книгу рассказами об омском остроге, о каторжниках.
Петр Петрович стал первым слушателем гениального произведения. Через полвека, когда уже не было в живых Достоевского, престарелый Петр Петрович вспоминал в мемуарах:
«…Потрясающее впечатление производило на меня это чтение и как я живо переносился в ужасные условия жизни страдальца, вышедшего более чем когда-либо с чистой душой и просветленным умом из тяжелой борьбы, в которой „тяжкий млат, дробя стекло, кует булат“. Конечно, никакой писатель такого масштаба никогда не был поставлен в более благоприятные условия для наблюдения и психологического анализа над самыми разнообразными по своему характеру людьми, с которыми ему привелось жить так долго одной жизнью. Можно сказать, что пребывание в „Мертвом доме“ сделало из талантливого Достоевского великого писателя-психолога.
П. П. Семенов в период путешествия на Тянь-Шань.
Г. Н. Потанин.
Ч. Ч. Валиханов.
Но не легко достался ему этот способ развития своих природных дарований. Болезненность осталась у него на всю жизнь. Тяжело было видеть его в припадках падучей болезни, повторявшихся в то время не только периодически, но даже довольно часто. Да и материальное положение его было самое тяжелое, и, вступая в семейную жизнь, он должен был готовиться на всякие лишения и, можно сказать, на тяжелую борьбу за существование.
Я был счастлив тем, что мне первому привелось путем живого слова ободрить его своим глубоким убеждением, что в „Записках из мертвого дома“ он уже имеет такой капитал, который обеспечит его от тяжкой нужды, а что все остальное придет очень скоро само собой. Оживленный надеждой на лучшее будущее, Достоевский поехал в Кузнецк и через неделю возвратился ко мне с молодой женой и пасынком,
Семенов тоже стал собираться в путь. За день до отъезда он встретил Самойлова.
— Вот я опять остаюсь наедине с собою, — грустно сказал инженер. — Хорошо мне было с вами, Петр Петрович. От всей души желаю, чтобы генерал-губернатор разрешил вам ехать в новое путешествие и как можно скорее. Кстати, почему бы вам не прихватить в сотоварищи художника?
— Кто же согласится в далекое путешествие на Тянь-Шань?
— У меня есть на примете. Преподаватель рисования в томской гимназии. Кошаров. Павел Михайлович. Хотите, я напишу ему? Да и вы черкните несколько слов.
Совет инженера Самойлова пришелся по душе. Петр Петрович написал пригласительное письмо художнику Кошарову и выехал в Омск.
Глава 14
ЧОКАН ВАЛИХАНОВ
Ему не пришлось разыскивать Валиханова. Чокан явился сам. Он оказался совсем юным киргизом в мундире русского офицера. Тусклое золото эполетов отсвечивало на худых плечах, черные волосы падали на лоб, в узких глазах таилась проницательная степная наблюдательность.
Чокан Валиханов был правнуком киргизского хана Аблая, отдаленным потомком Чингисхана. Его дед — киргизский хан Вали принял русское подданство. Александр Первый с большим сочувствием относился к хану Вали. По приказу царя в Киргизской степи для хана был построен каменный дом. В нем-то и родился Мухаммед-Ханафия-Чокан Чингисович Валиханов.
Чокан вместе с Григорием Потаниным окончил Омский кадетский корпус, отлично говорил на немецком и французском языках, усердно изучал историю Средней Азии и Китайской империи. «Чокан все более и более углублялся в историю Востока: какие-то загадочные отношения в этой истории киргизского племени, среди которого являлись имена древних народов усуней, киреев, найманов в качестве имен поколений, заставляли его задумываться и, может быть, мечтать сделать разоблачения в древней истории Востока посредством данных, которые представляют народные предания и остатки старины киргизского народа», — писал о своем друге Григорий Потанин.
Чокан пригласил Семенова в гости.
Жил он в маленьком домике на окраине Омска. Комнаты украшали узбекские ковры, полы застилали киргизские кошмы. Петра Петровича заинтересовали старинные книги, китайские рукописные карты, геологическая коллекция, собранные молодым офицером. Чокан с гордостью показывал свои драгоценности:
— Это камень «джад». По киргизским поверьям вызывает дождь. А это «ослиный камень», спасающий от дурного глаза. А вот александрит, дающий силы его обладателю. Александритом назван в честь Александра Македонского.
С большим интересом слушал Петр Петрович рассказы Чокана и по истории Востока. Чокан особенно интересовался историей племен усуней и дулатов. Древние рукописи говорили, что именно из этих племен возник киргизский народ. Пристальное внимание Чокана привлекала Кашгария, или Восточный Туркестан, — страна с древней самостоятельной культурой, совершенно неизвестной науке. Жестокие и мрачные правители Кашгарии закрыли все границы для европейских ученых. Никто, под угрозой смерти, не мог проникнуть в Кашгар.