Семейная кухня (сборник)

Трауб Маша

Тот же Леня, уже в свои сорок пять, искал колбасу, у которой был «тот самый вкус». Ту колбасу, которую он ел на завтрак перед школой.

– Я нашел, – позвонил он однажды, – это была чайная. То есть сейчас это чайная колбаса! Представляешь?

Он был счастлив. Ему нужно было совсем немного. Кусок чайной колбасы.

Все детство, сколько я себя помню, продукты нужно было «доставать», а потом «передавать». Батон сервелата знакомой в билетной кассе, чтобы уехать к бабушке. Конфеты – медсестре, которая приходила на дом и делала маме уколы, чтобы она могла встать – позвоночник после

Севера отказывался держать ее тело. Коньяк – врачу. Сыр плавленый – учительнице, чтобы меня после северной школы «не трогала» и «отнеслась с пониманием». Икра – директору школы, чтобы взяла меня назад, не по прописке, в середине года.

А еще я помню этот бессознательный, на уровне инстинкта, жест. Медсестра нюхала конфеты сквозь коробку, директриса нюхала икру сквозь банку, как будто это были духи, которые моя мама тоже нюхала сквозь упаковку и ставила в шкаф, не открывая.

Я была маленькая, и пустые полки в магазинах меня не пугали. Я послушно стояла в очереди к закрытому окошку, где должны были «выбросить» неизвестно что. Однажды меня чуть не затоптали. Окошко неожиданно открылось, продавщица выбросила несколько упаковок колбасы, и очередь ринулась расхватывать. Меня смели под прилавок, где я еще долго лежала на полу, боясь вылезти и подать голос, а мама бегала по магазину и истошно кричала.

– Сволочи, ребенка задавили! – голосила она.

На маму смотрели спокойно, а те, кто отхватил кусок колбасы, думали уже о своем и улыбались. Только одна женщина вышла из очереди в кассу и подошла к моей маме.

– Нате, – сказала она и протянула кусок колбасы весом в двести граммов.

Мама схватила эту колбасу и бросила на пол. Тут же подскочила еще одна женщина, пожилая, схватила кусок и побежала к кассе.

– Пропустите, я здесь стояла! – закричала она, размахивая палкой-клюкой.

Очередь пропустила.

Моя мама и та женщина стояли и смотрели, как женщина выходит из магазина, зажимая кусок колбасы в руке.

Женщина заплакала. Мама застыла столбом. Я наконец вылезла из-под прилавка.

– Мам, я здесь, у меня все хорошо, – сказала я, дергая маму за руку. Она не отреагировала. Стояла и смотрела вслед женщине.

– Гадство какое, – произнесла наконец она.

В это время к нам приехала в гости тетя Алла с Севера. Я ее даже не узнала. На пороге стояла огромная женщина с тяжелой, свистящей одышкой.

– Машка, привет, – поздоровалась тетя Алла. – Я ненадолго, пожрать, посрать и поспать. – Она засмеялась. – Давай, сваргань мне что-нибудь, шуруй ножульками.

Голос был тот же.

Она прошла на кухню и тяжело села на табуретку.

– Ой, – сказала я.

– Да здоровье, на х…, б…, – выругалась тетя Алла.

Тетя Алла приехала лечиться. Мы не виделись всего два года. Или целых два года.

Сначала в тюрьму сел ее муж, а потом и сын Гришка. После этого тетя Алла заболела. Начала толстеть и лысеть, посыпались зубы. Еще там, на Севере, ей сделали операцию «по женской части», после которой она чуть не умерла – сначала еле откачали после наркоза, потом еле остановили кровотечение.

Посоветовали сделать еще одну операцию. В Москве.

– Все равно без толку, – говорила тетя Алла маме на кухне. – Я же знаю, что без толку.

– Ничего ты не знаешь, – отвечала мама.

– Знаю, Ольгуша, знаю. Умру я у тебя.

– Только попробуй. Еще ребенка мне напугаешь, – натужно

смеялась мама.

– Да нет, хорошо. Мне хорошо с тобой. Никого больше нет. А ты вот родная оказалась.

– Никакая я тебе не родная. Пойдешь в больницу, там и умирай на здоровье, – рявкала мама и подливала тете Алле чай. Ее любимый, индийский.

– Не жалко тебе продукты на меня переводить?

– Прекрати по-хорошему, – требовала мама. – Конечно, жалко. Ешь давай. Хочешь бутербродик сделаю?

– Машке сделай.

Мама отмахивалась и делала тете Алле бутербродик с черной икрой.

– Давай кусочек, вкусно же… – требовала мама.

– Дура ты. У тебя ребенок, – говорила тетя Алла, слизывая икру. – Как ты ее достала-то?

– Оно тебе надо знать? Как достала, так и достала, – отвечала мама.

– Ольгунь, а помнишь, как мы в лес ходили? Как за яйцами стояли?

– Нашла, что вспомнить…

– Я там тебя встретила. Значит, судьба. А не приехала бы ты на Север, я бы у тебя сейчас не сидела.

– Вот и хорошо бы всем было.

Тетя Алла тихонько смеялась.

Она ходила медленно и редко. Сидела на кухне и пыталась готовить – раскладывала на столе продукты и резала какие-то немыслимые салаты, которые сама и ела.

– Тебе ж нельзя, – сказала мама, когда увидела, как тетя Алла ест припасенный на праздник сервелат. Отрезает большим куском и жует.

– Мне ничего нельзя, – кивнула тетя Алла.

– Давай я тебе кашку сварю, – предложила мама.

– Давай мы с тобой сядем, выпьем и покурим, – грустно сказала тетя Алла.

Мама тогда каким-то чудом доставала конфеты с ликером, вино, рыбу. Она стояла у плиты и готовила для тети Аллы и сначала кормила ее, а потом меня. Я тогда вообще перестала что-либо понимать и предпочитала сидеть в своей комнате, которая уже не была моей – тетя Алла спала на полу. Она храпела, ворочалась, стонала, и от нее плохо пахло.

– Когда она уедет? – спрашивала я маму.

– Когда надо, тогда и уедет, – отвечала она.

– Почему она у нас живет? Пусть в больнице лежит, – требовала я.

– Ты немедленно замолчишь и пойдешь уберешь в комнате. Помоешь полы и проветришь. Понятно?

– Непонятно. Почему я должна убирать? Пусть она и убирает!

Мама шваркнула меня половой тряпкой по лицу и ушла на кухню – варить тете Алле бульон. А я сидела и горько оплакивала несправедливость жизни.

Мама убегала на работу рано – электричка отходила в шесть утра, – а тетя Алла готовила мне завтрак и отправляла в школу. Завтраки она готовила фантастические. Гренки. Я до сих пор помню ее гренки, поджаренные в духовке – тетя Алла могла готовить только сидя, и до духовки ей было проще дотянуться, – невероятно вкусные. На хлеб она выкладывала кусочек помидора, кусочек сыра или ломтик колбаски. Даже кашу она варила не как все – тоже томила ее в духовке. И омлет она умела делать не как мама, а толстый, пористый, запеченный с обеих сторон. Это были лучшие завтраки на свете. Иногда она пекла булочки из остатков кефира, муки и последнего яйца. А себе она варила кофе. Мама тогда купила целый пакет зеленых зерен, которые нужно было жарить, молоть и только потом варить. Тетя Алла каждое утро обжаривала горсточку, перемалывала в старой ручной кофемолке, которую маме подарила Варжетхан на шестнадцатилетие, и варила в старой же, подаренной Варжетхан маме на восемнадцатилетие, турке.