Семейная тайна
Шрифт:
По дороге к дому он размышлял о мальчике. Скоро в школе закончится семестр, и он приедет домой на каникулы. Они сядут в машину и уедут все вместе — дружная троица — в Шотландию, Ирландию… Если там не найдется того, что им нужно, они поищут за границей. В Норвегии, Швеции или Канаде. К собственной стране ни один из них не был чрезмерно привязан. Они знали, чего ищут и не ошиблись бы в выборе. Сын понимал и разделял его чувства. В их общем желании не было поэтического или философского оттенка;
Возвратясь домой, жена сообщила, что в «Вечернем эхо» действительно появилось короткое сообщение о том, что обнаружен труп Бланш Тайлер. Затем она приготовила и отнесла архиепископу ужин — копченую форель и филе говядины а-ля Россини с молодыми кочашками брокколи. Из подвала она вернулась с номером «Дейли-телеграф» — на первой странице вверху рукой архиепископа была сделана размашистая надпись: "Я предпочитаю «Тайме».
Шубридж взял газету и бросил ее в камин. Другой газеты не будет. Он обращался с архиепископом по возможности предупредительно, но как личность тот для него не существовал. Он представлял собой только определенную ценность, которую очень скоро можно будет с выгодой продать.
Джордж сидел на кухне у матери Бланш и пил виски, которые сам и принес. Старушка согласилась составить ему компанию, хотя сама охотнее выпила бы чаю. Но смерть близких на какое-то время меняет привычный ход вещей. Пили они из дешевых стаканов. Дом на Мейдан-Роуд теперь принадлежал ей, и можно было взять из столовой хорошие бокалы, но она жила еще старыми привычками и держалась так, словно не она, а дочь по-прежнему хозяйка дома.
Джордж начал мало-помалу свыкаться с потерей и постепенно включался в круговорот повседневных дел и забот. Каждый день тысячи людей на земле проходят через это: нестерпимая боль утраты понемногу притупляется, и человек осознает, что нужно жить дальше.
— Как по-вашему, она не знала, что беременна? — спросил он.
— Нет.
– Она вечно витала в облаках. Об опасности не думала. А от этого никто не застрахован, как ни старайся. Жизнь не перехитришь, она свое возьмет.
— Я бы сразу ей сказал: «Давай поженимся!» Бедная она, бедная!
— Да она-то замуж не пошла бы. Наша Бланш не такая, чтоб семьей обзаводиться. Вы не подумайте, я не про то, что она бы от ребенка избавилась. Нет, родила бы, позаботилась бы о нем, как полагается, может, отдала бы в хорошие руки, а может, и дома бы оставила. Я-то вот за се отцом тоже замужем не была. У нас с этим было не очень-то строго: хочешь — венчайся, хочешь — так живи. Церковь не особенно
Джордж снова налил виски в стаканы. Тяжелый был день, но сейчас, к вечеру, стало чуть полегче. Не то, чтобы как раньше, как всегда, но малость отпустило. Что делать — жизнь идет своими чередом, значит, нужно жить.
— Когда вы утром позвонили, — сказал Джордж, — у меня просто земля ушла из-под ног. Вот уж чего я никак не ожидал! Чтобы Бланш закрылась в машине и там, под проливным дождем, сидела и ждала… Никак в голове не укладывается! Умерла, нет ее, это я понимаю. Но чтоб так умереть!…
— А я не удивляюсь.
— То есть как?
— Ну, не так удивляюсь, как вы. Нет, что говорить, для меня это страшный удар. Все равно как она бы под машину попала. А тому, что сама, я не удивляюсь.
— Ничего не понимаю.
— Откуда же вам понять? Я и в полиции сказала. У нас это в роду. Ей-то я ничего не рассказывала. Она, наверно, сама догадалась. От детей ведь не скроешь. Одним словом, папаша Тайлер так же сделал.
— Ее отец покончил с собой?
— Вот-вот. Встал однажды ночью и ушел из дому. Крепкий был мужчина. И жил — не тужил, как говорится. А наутро нашли его в реке. При том, что плавал он как рыба. А брат его, тот еще чище сделал. Сорок лет всего и было ему. Уселся на насыпи у железной дороги и стал дожидаться, пока поезд пойдет. Дождался и сунулся прямо под колеса. Спрашивается, с чего? Вроде все у него было — только что лошадь купил, повозку ему покрасили… И ведь что один, что другой — веселые, здоровые. Никогда не подумаешь на них.
— Боже правый! Да как же это? Безо всякой причины?
— То-то и оно. Конечно, внутри какая-то причина была. Папаша Тайлер, как говорится, жил — не тужил. И сбережения имел — четыре сотни фунтов. Когда уходил, обнял меня, поцеловал, а наутро его на носилках принесли. Видать, это у них в крови. Так что я не особенно удивилась. Боль, горе материнское — это конечно. А удивляться не удивилась. Передалось, выходит, от отца. Вы-то как теперь без нее?
Джордж не ответил, только помотал головой и снова приложился к виски. Бланш значила для него больше, чем он сам думал. Как он теперь без нее? Да, наверно, так же, как другие, когда теряют кого-то из близких… Время и случай — на них вся надежда: остается ждать, когда пустота как-то заполнится, а память постепенно притупится, сотрется.
— Не знаю, — сказал он наконец. — Попробую чем-нибудь себя занять. Ну хоть этим своим предприятием. Постараюсь, чтобы оно пошло. Она бы меня поддержала.
— Ну-ну, вот и деньги ее пригодятся. Она бы зря денег не оставила — видать, любила вас. Бланш на ветер ничего не бросала.
Пропади они пропадом, эти деньги, подумал Джордж с горечью. Вот если бы Бланш вернуть!… «Солнечные сады Ламли». Что за радость теперь этим заниматься? Он и затеял-то все из-за нее. Хотел доказать, что все-таки может кой-чего добиться. Чтобы она радовалась его успеху, гордилась им… Боже всемогущий, да что ж это жизнь творит с человеком, да как же так можно — ни с того, ни с сего? Просыпаешься утром, солнце сияет, душа поет — и вдруг на тебе! Как обухом по голове!