Семейные ценности

Уилкинсон Ли

– Ну, так идем в нашу рощицу?

– Лучше домой, – ответила девушка.

– Как пожелаешь, – с готовностью подхватил он. – Из-за моей нерасторопности мы пропустили самый сказочный момент, когда солнце только начинает садиться, так что дома сейчас нам и в самом деле будет лучше. А потом, нас уже заждалось наше супружеское ложе.

– Ты говоришь о нем как о чем-то особенном.

– Да, потому что супружеское ложе семьи Андерс – это действительно нечто особенное. Поколения новобрачных проводили на нем ночи медового месяца и зачинали детей… Я не говорю о Брэдли, он не имеет

отношения к этому священнодействию.

– Ты тоже был зачат на этой постели?

– Не исключено… В связи с этим мне все время вспоминается знаменитый стих шотландского поэта Джеймса Томсона:

Доколе черноту невидящей ночиСменяет благодать и свежесть утра,На древнем ложе в трепете свечиБлагословенно возрастает чудо.Вся наша жизнь, от семени до смерти,В стенаньях скорби, в шепоте любви,В слезах младенца, в омраченном девстве,В предначертанье человеческой судьбы.

Тина зачарованно слушала бархатный голос Ричарда.

– Ты любишь поэзию? – удивленно спросила она.

– Ну, ты ведь не считаешь, будто любовь к поэзии – это удел одних лишь женщин.

– Учитывая то, что поэзия – исконно мужской промысел, я думаю, твой интерес к ней связан с твоей собственной склонностью к жонглированию словами, – улыбнулась Тина.

– Или в возвышенности моей души, – рассмеялся Ричард. – Должен признаться, я люблю хорошую поэзию. Главным образом старых классиков. Обожаю Эндрю Марвелла и Джона Донна. А какие у тебя отношения с изящнейшим из искусств, с этим кружевом из слов и духа?

Ричард очень умело перевел разговор на другую тему. Впрочем, мне стало заметно лучше.

Они медленно шли по направлению к замку.

– Насчет завтрашнего утра я обо всем договорился с преподобным Петером.

– Блестяще! – с неожиданным воодушевлением отозвалась Тина.

– Перед тем как отправиться ко сну, мне еще нужно успеть обговорить с поваром меню предсвадебного завтрака. Он должен запомниться тебе на всю жизнь. Я счастлив, что ты, как и я, хочешь избежать всей этой суеты и шумихи, которая обычно сопутствует брачному ритуалу. Лучше уж мы по возвращении из свадебного путешествия закатим пир на весь мир, но не теперь, когда в нас еще столько божественного трепета. Я хочу разделить это только с тобой, и никаких посторонних…

В дверях их встретила Ханна, она с улыбкой оповестила Ричарда:

– Все, что вы заказывали, доставлено в вашу спальню. Синьора Диомеде просила передать: если возникнут какие-либо проблемы, свяжитесь с ней, – и, обратившись к Тине, проговорила: – Если у вас будут сложности с одеванием к церемонии, известите меня.

– Благодарю вас, Ханна, но постараюсь справиться со всем сама, – ответила Тина.

– Мистер Ричард, где предпочитаете пить чай: в нижней гостиной или прикажете накрыть в ваших апартаментах?

– Наверху, Ханна.

Милли невероятно быстро исполнила

поручение Ханны.

Ричард и Тина сидели в хозяйских покоях. Ричард развлекал Тину веселой болтовней. Пламя, дрожащее в камине, отбрасывало тени на стены и потолок комнаты. Чинное чаепитие постепенно перетекало в тихое преддверие близости. Ричард то и дело бросал на Тину страстные взгляды.

– Ужин только в восемь, – сообщил он, когда чай был выпит, и Милли отнесла посуду вниз.

Ричард подошел к секретеру матери и взял стоящие на нем коробки темно-синего цвета, подал их Тине и сказал:

– Открой!

– Но ты сказал, что покупка приданого намечена на завтра?

– Открой! – с улыбкой повторил Ричард.

Тина развязала золотые ленты, открыла первую крышку и в кипе тончайшей оберточной бумаги обнаружила свадебное платье цвета слоновой кости, к нему прилагалось ожерелье в средневековом стиле, диадема с кристаллами горного хрусталя и почти невесомая фата. В прочих коробках оказались туфли и возбуждающе изысканное нижнее белье.

– Спасибо огромное, – захлебываясь от восторга, поблагодарила Тина.

– Главное, чтобы все тебе понравилось и подошло.

– Подойдет, я абсолютно уверена, – сказала она и поцеловала Ричарда с детской поспешностью, затем вновь углубилась в исследование обновок.

– К сожалению, это плате из коллекции, а не сшитое на заказ, как полагается для больших торжеств.

– Не говори «к сожалению». Платье восхитительно, лучше и не придумаешь, правда! – не переставала восхищаться Тина.

– Что касается размера, я абсолютно в нем уверен, наденешь – убедишься… Вынужден снова тебя оставить, я должен связаться с Мюрреем Тайлером и обговорить наши планы на медовый месяц. Когда освобожусь, буду в полном твоем распоряжении.

Когда Тина осталась одна, сомнения вспыхнули с новой силой. Она гнала их, пыталась себя успокоить, снова и снова перебирала подарки, но нехорошие предчувствия лезли и лезли в голову. Сумерки сгущались, тревога росла.

Из слов Хелен следовало, что она действительно очень хорошо знала Ричарда, она знала о его непревзойденной способности убеждать. По холодности тона Хелен можно было понять: она сама не раз становилась его жертвой, поддавалась на уговоры, отчего и страдала.

Проговорив с Хелен всего несколько минут, Тина поняла: эта женщина ей скорее симпатична, чем неприятна, поэтому ее предостережения звучали куда убедительнее, чем романтические уверения Ричарда. Возможно, это потому, что слова Хелен более прозаичны и правдоподобны, решила Тина, или потому, что произносились они с такой неотразимой уверенностью…

– Прости, я опять заставил себя ждать, – извинился Ричард, возвратившись. – А почему ты снова упаковала обновки? Неужели я мог ошибиться с размером?

– Нет, Ричард, с размером ты все идеально подгадал, платье сидит как влитое, – успокоила его Тина.

– Но тебе оно не понравилось, так? – продолжал допытываться он.

– Платье великолепно, я же уже говорила, – ответила девушка.

– Значит, случилось что-то, о чем я не имею ни малейшего представления, но, уверен, ты мне сейчас же все расскажешь.