Семейные драмы российских монархов

Музафаров Александр Азизович

Где же его источник? Для ответа на этот вопрос необходимо рассмотреть ещё один аспект истории декабризма — отношение к тайным обществам со стороны императора Александра I. Многие историки рассматриваемого периода обращали внимание на несколько парадоксальную реакцию царя на информацию о готовящемся заговоре. Конспираторы из дворян и гвардейцев были весьма посредственные, и «государева дела искатели» уже в 1821 году представили императору краткую справку о деятельности Союза благоденствия и перечень его членов, где были упомянуты генералы М.Ф. Орлов, М.А. Фонвизин, С.Г. Волконский, полковники И.А. Фонвизин, А.Н. Муравьёв, Ф.Н. Глинка, А.Ф. Бриген, П.Х. Граббе, подполковник П. Пестель и капитан Н. Муравьёв

и ряд других офицеров. В роли доносчика выступил один из членов Коренной управы (руководящего центра) тайного общества Михаил Грибовский.

Казалось бы, долг государя — пресечь заговор в зародыше, но реакция Александра Павловича оказалась неожиданной. Генералу Васильчикову он сказал поразительную фразу: «Не мне их карать». Обычно её рассматривают в идеологическом аспекте — сам царь в молодости увлекался идеями свободы, даже играл в якобинца, и поэтому у него рука не поднялась на свободолюбивых заговорщиков.

Такое объяснение выглядит несколько странным. Политические взгляды царя давно изменились. Он лично убедился, к чему приводит революционное прекраснодушие, и не щадил его. Другое дело, если рассматривать эту ситуацию в контексте осмысления Александром Павловичем своей роли в убийстве отца. Царь каялся и допускал, что ему самому тоже суждено испить эту чашу. Летом того же года во время манёвров Южной армии государь встретится с одним из руководителей заговора — генерал-майором князем Волконским. Поблагодарив за отлично подготовленную к смотру бригаду, он тихо скажет: «Князь, вы — отличный генерал, занимайтесь вашей бригадой дальше и не вмешивайтесь в управление моей империей». Совсем в духе Павла Петровича. Сергей Волконский будет потрясён словами монарха, но крамольных умыслов не оставит.

Одними разговорами дело не кончилось, некоторые меры царь всё же принял — в 1822 году официально запрещены тайные общества (хотя исполнение запрета практически не контролировалось). Были уволены в отставку генералы М.Ф. Орлов, М.А. Фонвизин и П.С. Пущин, полковники А.Ф. Бриген, Ф.Н. Глинка, П.Х. Граббе, А.Г. Непенин.

Но действительно эффективных мер против заговорщиков — арестов, ссылок и т.д. — так и не было предпринято. Правительственные агенты продолжали наблюдать за заговором (главным образом, за Южным обществом), и только.

Александр Павлович был необычный император. Выше уже говорилось о том, кем был этот государь для своих подданных. Получалось так, что его желание предугадывались ими и странным образом преображались в массовом сознании и реальности. Лишь некоторым близким людям царь говорил о намерении отречься от престола, но это желание было угадано народом, и родилась легенда о Фёдоре Кузьмиче. Царь желал искупить старый грех отцеубийства и участия в перевороте — и рождается заговор, ставящий целью уничтожения императорской фамилии.

Конечно, не Александр Павлович выступил инициатором этого заговора, но он практически ничего не сделал для того, чтобы его предотвратить. Абсурд? Русский историк начала XX века великий князь Николай Михайлович, имевший доступ к дворцовым архивам и личным архивам царской семьи, посчитал, что в последний год жизни у царя «начались проявления полного маразма, и обнаружилось это в стремлении к уединению и постоянных молитвах». Слова о полном маразме — свидетельство того, что родовитый историк так и не понял своего царственного родственника. Что для него, великого князя, принадлежавшего к либеральным кругам русского общества, было признаком маразма, в действительности было свидетельством колоссальной духовной работы Александра I.

Изначально заговор катился по накатанной дорожке дворцового переворота XVIII века, когда жадные до власти деятели стремились воспользоваться любой сложностью, любой проблемой в вопросах престолонаследия для удовлетворения своих

амбиций. Но на этот раз среди царской семьи не нашлось предателя. Ни цесаревич Константин, ни вдовствующая императрица Мария Фёдоровна не поддержали заговор, что обрекло последний на поражение. Обращение к революционному сценарию было для декабристов малоудачным и вынужденным экспромтом. И всё же… и всё же заговор имел шансы на успех, если бы не железная воля и мужество, проявленные молодым императором Николаем Павловичем, сдавшим этот незапланированный экзамен при вступлении на престол.

12 декабря в Петербург прибыл курьер, привёзший пакет от сопровождавшего покойного императора в его последнем путешествии генерала Дибича. В этом пакете содержалась вся известная окружению Александра I информация о заговоре. Николай Павлович был поражён его размахом и понял, что действовать надо незамедлительно. Не дожидаясь более официального манифеста об отречении Константина, он принимает решение вступить на престол, опираясь на неопубликованный манифест императора Александра о престолонаследии от 1823 года и личное письмо Константина, сообщавшее об отречении последнего. Присяга новому императору была назначена на 14 декабря 1825 года. Интересно, что почти сразу же об этой дате узнали и вожди заговорщиков, что подтверждает у них наличие неких высокопоставленных осведомителей во дворце. Дальнейшие события хорошо известны читателю. Остановимся лишь на одном аспекте.

Вопреки распространённой версии истории самого восстания 14 декабря, его критической точкой стало не многочасовое противостояние на Сенатской площади между мятежниками и верными государю войсками, а попытка поручика Николая Панова во главе 900 гренадер восставшего лейб-гренадерского полка захватить Зимний дворец и находящуюся в нём царскую семью.

Толпа мятежников с криками «ура» и ружьями наперевес рванулась было ко входу во дворец и остановилась при виде строя гвардейского сапёрного батальона. Гвардейские сапёры были одной из любимых частей Николая Павловича, когда он, будучи ещё великим князем, возглавлял инженерную часть русской армии. Не только всех офицеров, но и многих солдат этого батальона великий князь знал в лицо. В тот день они без колебаний принесли присягу своему шефу и получили приказ охранять дворец.

Несколько минут длилось это противостояние мятежных гренадер и сапёров. На стороне восставших было и численное преимущество, и пехотному бою они были обучены, несомненно, лучше. Но, видя решимость верных присяге солдат, мятежники не выдержали и отступили к Сенатской площади.

Уже после подавления восстания, вечером 14 декабря, государь нашёл время выйти к верным сапёрам и поблагодарил их за верность: «Если я видел сегодня изменников, то с другой стороны видел также много преданности и самоотвержения, которые останутся для меня всегда памятными».

Первым делом нового царя по восшествии на престол стало расследование истории заговора, поставившего империю на грань катастрофы. Цесаревич Константин, узнав о событиях в Петербурге, требовал расследования без остановок, «пока не будет найдена исходная точка всех этих происков». Да и сам государь был поначалу намерен «дойти до дна этого озера».

Однако, хотя расследование длилось более полугода и велось весьма тщательно, никаких высокопоставленных покровителей декабристов оно не выявило. Всего к делу было привлечено 570 человек — именно столько фамилий содержится в составленном Александром Дмитриевичем Боровковым, секретарём следственной комиссии, справочнике, озаглавленном «Алфавит членам бывших злоумышленных тайных общества и лицам, прикосновенных к делу, произведённому высочайше утверждённою 17 декабря 1825 года Следственною комиссиею». Именно поэтому во многих советских книгах можно встретить упоминание о 570 заговорщиках.