Шрифт:
Старт.
"Эта женщина, это чудо, которым не устаешь восторгаться, которая одна олицетворяет все чудеса мира; одно прикосновение... да что там - одна улыбка которой способна придать неземной свет самой черной бездне..."
– Оленька...
– Да, радость моя.
– Представляешь, я подсчитал, мы доберемся до Проксимы через пятнадцать лет. Пятнадцать лет вдвоем, представляешь?
Она кокетливо заправляет прядку за
– Ой, а может, и не только вдвоем...
Он округляет глаза:
– Что ты имеешь в виду?
Она смущенно хохочет.
– Да ты что! Правда?
– Да, глупенький! Ты мой маленький глупенький муж.
Он в шутку обижается и принимается ее щекотать.
* * *
Три недели спустя.
"Эта женщина, чье тело дарит безумные наслаждения, чья кожа пахнет лучше любых мыслимых цветов, чьи поцелуи сводят с ума, и счастье - быть рядом с ней вечность..."
– Оленька, там есть что-нибудь пожевать?
– Сейчас глянем. Угу - перловка с котлетами и кисель.
– Ну, заинька, мы же только это и едим. А помнишь, твоя мама пекла такие потрясающие пирожки.
В ее глазах загорается лукавый огонек.
– А может, ну его, ужин этот. Что-то мне так спать захотелось...
Он в восторге сгребает ее в охапку:
– Ну уж нет, спать я тебе не дам!
* * *
Шесть месяцев спустя.
"Эта загадка, от которой никогда не знаешь, чего ожидать; и жизнь превращается в непрерывный ребус; и высшее удовольствие - но и величайшая мука - разгадывать его раз за разом, день за днем..."
– Господи, как я устала от этого живота!
– Садись, заинька, давай поправлю подушки.
– Я же сказала, что не хочу виноградный сок. Я его не люблю! Неужели так трудно запомнить?
– Но, зайка, ты же вчера говорила, что это твой любимый.
– Ничего я не говорила! Ты никогда ничего не можешь запомнить. Ты такой невнимательный!
Она заливается слезами. Он растерянно суетится вокруг:
– Ну, Оленька, ну, зайка, ну что ты?
* * *
Два года спустя.
"Эта женщина, переменчивая, как весенняя погода и как весенняя погода капризная..."
– Оленька, он все кричит, ну что делать? Может у него болит чего?
– Откуда я-то знаю? Отдай его няне, на кой мы вообще ее с собой тащим.
Он с сомнением окидывает взглядом няню-робота.
– Все же, тебе не кажется, что доверять ребенка роботу как-то череcчур?
Она включает стереофильм.
– Ай, отстань. Не нравится - таскайся
Он растерянно трясет годовалого карапуза.
– Но зайчик...
* * *
Пять лет спустя.
"Эта равнодушная стерва, рядом с которой я вынужден находиться, вынужден терпеть все ее издевательства..."
– Пап, а почему мама говорит, что ты козел?
Он играет желваками.
– Сейчас я маме скажу, кто она такая! Посиди тут, вот, смотри, я тебе лягушку сделаю... Не хочешь? А вот посмотри на экран. Видишь вон ту звездочку? Через десять лет мы туда долетим. Еще целых десять лет...
* * *
Восемь лет спустя.
"Эта мегера..."
– Идиот!
– Сама идиотка!
В ход идет посуда. Тарелка с печальным звоном разбивается об обзорный экран. Ребенок начинает, захлебываясь, реветь.
– Дура стоеросовая!
– Скотина пузатая!
Она хватает что-то тяжелое - сковороду? Нож?
– Уродина безмозглая!
– Сволочь! Ради чего я тебя столько лет терплю?!
Удар.
– Гла-а-аз! Сука-а-а!
* * *
Старик сторож поддернул штаны, перегнал папиросу в другой угол рта. Зачем-то попинал стальную колонну у входа в Центр семейного тестирования. Полуденные лучи заливали солнечные батареи на крыше, в кроне тополя самозабвенно распевал щегол.
Скамеечка у входа редко пустовала, вот и сейчас здесь скорчился неудачник - живое воплощение скорби. Жалостливо поглядев на паренька, сторож пристроился рядом.
– Слышь, парень, от ворот поворот тебе дали?
У мальчишки глаза на мокром месте и рыжие ресницы слиплись. Кивнул.
– Какой коэффициент-то поставили?
– Двадцать семь...
– юношеский баритончик сорвался на фальцет.
– За то, что она мне глаз выбила, сразу тридцать баллов сняли.
– Глаз выбила?
– уважительно покачал головой старик.
– Тогда это да-а... Это конечно. И где это вас угораздило?
– В космос послали. Семейный экипаж.
– О как…
Парнишка вдруг оживился.
– А может, опротестовать? Пойти на повторный тест?
Дед помял в узловатых пальцах новую папиросу, спросил:
– Тебя звать-то как?
– Сеней. Семеном.
– Ты это, Сень. Если глаз выбила, лучше сразу плюнь. А потом с двадцатью семью тебе никто повторить не даст, добро бы еще шестьдесят было. Ты, Сень, смотри - какие твои годы! Ищо все девки твои будут.
– Мне все не нужны, - насупился паренек. Но дед гнул свое.