Семейный круг
Шрифт:
— Но у нас весь дом заперт.
— Приезжайте в гостиницу.
— Нет, Монте, этого я не могу.
Она посмотрела в окно. Эдмон делал вид, что читает, но, несомненно, прислушивался. Жужжали насекомые. Птичка с красной грудкой опустилась на газон и что-то клевала. В деревенской тишине слышался скрип повозки, направляющейся к какой-то ферме. Дениза представила себе осунувшееся лицо Монте, искаженное желанием и тоской.
— Ну хорошо… Алло? Слушаете? Сегодня никак не могу; я жду к себе Лотри и Шмитов. Если я уеду, это будет совершенно
Она повесила трубку и вышла на террасу, намереваясь объяснить мужу сложившиеся обстоятельства. Но он уже встал с кресла:
— Я, надеюсь, не так понял? — сказал он. — Вы не обещали Монте приехать завтра вечером в Париж?
Она собиралась говорить с мужем ласково и деликатно, но его резкий выпад понудил ее насторожиться.
— Почему? — спросила она сухо.
— Потому, что это совершенно немыслимо… Мы только что приехали сюда, у нас до понедельника гости…
— Вы с ними и останетесь.
— Право же, Дениза, вы безрассудны… Не воображайте, что я позволю вам провести ночь одной в Париже…
— А вы не воображайте, что я стану просить у вас позволения…
— В таком случае я поеду вместе с вами.
— А это уж совсем нелепо и невозможно… Нельзя же оставить здесь гостей одних. Наконец, я еду в Париж, чтобы повидаться с Монте, он расстроен, у него большие неприятности, и он хочет видеть меня, а не вас…
— Да, но вы сами рассудите, Дениза… Неужели вы думаете, что я допущу, чтобы вы поехали к этому человеку?
Она уже вышла из себя:
— Да, думаю. Я не делаю ничего дурного. И для вас, и для меня Монте оказался безупречным другом, вы это отлично знаете. Теперь он в беде; не в моих привычках отказывать друзьям, когда они нуждаются в помощи. Хотите вы этого или не хотите, а я поеду, и поеду одна.
— Где вы будете ночевать?
— В гостинице… Или у нас.
— Там все заперто.
— Привратнице не так уж трудно будет приготовить мне постель.
Тут с ревом прибежал Патрис:
— Мамочка! Микетку стошнило мне прямо на руки!
— Вы обещаете мне ночевать у нас? — спросил Ольман.
Она увидела перед собою детей. Мари-Лора побледнела. Дениза сделала мужу знак, чтобы он замолчал.
— Please stop this… The children are listening… [52] Что ты говоришь, Патрис?
— Микетку стошнило мне на руки!
— А кто виноват? — возразила брату Мари-Лора. — Ты ее кормишь мясом по четыре раза в день, а садовник тебе запретил.
52
Перестаньте, пожалуйста… Дети слушают… (англ.)
— Неправда! Неправда! Вот я вам скажу, чего она сделала… Она копалась
— Довольно, перестань! — сказала Дениза. — Поди попроси мадемуазель, чтобы она вымыла тебе руки одеколоном. И не говори: «Я вам скажу, чегоона сделала». Говори: «Я скажу, чтоона сделала». Понял?
XVII
Чтобы положить конец пререканиям, она пошла вместе с детьми наверх; проходя через буфетную, она распорядилась:
— Люси, приготовьте мне чемодан на завтра, часам к трем. Я поеду в Эвре к поезду шесть тридцать девять. Положите только розовый халат, пижаму, смену рукавчиков и воротничок… Платьев не надо, я в понедельник вернусь…
Вдруг она осеклась: в зеркальце, висевшее на стене, она увидела Мари-Лору. Девочка стояла у нее за спиной и слушала, понурив голову.
— Что ты тут делаешь, Мари-Лора?
— Я жду Патриса, мамочка. Он моет руки.
— Жди его внизу. Или поиграй с Оливье.
— Хорошо, мамочка… А вы в самом деле хотите уехать?
— Только на одну ночь, милочка, и не сегодня, а завтра.
— А завтра я именинница.
— Вот поэтому я и поеду только вечером. А на твоем именном обеде я буду.
Мари-Лора насупилась.
— Вечером я тоже буду именинницей, — заметила она.
Потом она крикнула брату:
— Пат, когда вымоешься — возьми велосипед, прокатимся до конца аллеи.
И ушла, не взглянув на мать.
День прошел тягостно. Дети куда-то исчезли и явились только к чаю. Эдмон был бледен, молчалив и открывал рот только для того, чтобы пожаловаться, что его опять «схватило». Последнее время он считал себя больным, упоминал об аневризме, о грудной жабе. Врачи говорили, что сердце у него в порядке, а явления, на которые он жалуется, — нервного происхождения. Шмиты и Лотри приехали вместе в седьмом часу; они сразу же поняли, что попали в напряженную обстановку и что надо вести себя очень осторожно. Вскоре дети пришли, чтобы попрощаться перед сном. Дениза была с ними ласковее обычного, зато они еле поцеловали ее, а «спокойной ночи, мамочка» произнесли чуть слышно.
Начинало смеркаться. В Сент-Арну сумерки напоминали вечера на морском берегу. Гряда огненно-красных облаков окружила холмы. Зажглась первая звездочка. На террасу доносился аромат жимолости. Дениза завела патефон и поставила «Pea-Nut» [53] — модную в тот год песенку, которая ей очень нравилась. Мужчины молча курили. Изабелла, полная любопытства и иронии, старалась разгадать тайну этого напряженного вечера. Бертран сказал:
— Мне хочется пройтись. Составьте мне компанию, Дениза.
53
«Земляной орех» (англ.).