Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)
Шрифт:
А в общем, все понятно - ему так достается в этой жизни, в этом перевернутом мире, где нет ни одного видимого ориентира. Она поглядела на браслет, на камни, словно бы разговаривающие друг с другом, переливающиеся таинственно, неземно, качнула головой.
– Нет, не устала. Хотя... хотя есть немного. Но это не страшно, это... это ничего не значит.
– Вот и молодец!
– обрадованно проговорил Поплавский, погладил её по плечу: - Ты у меня умница!
В ответ Ирина благодарно опустила глаза, поймала свет, идущий от браслета - ну какая же
– это же целое действо, представление, это что-то такое, чему и точного названия нет, - она ощутила жалость и нежность к мужу... Прижалась щекой к его крепкому теплому плечу, замерла. Потом, очнувшись, спросила совсем не то, что хотела спросить:
– Невский - богатый человек?
– Очень, - быстро, словно бы ждал этого вопроса, ответил Поплавский.
– И могущественный. С фантастическими связями.
– С фантастическими связями, - задумчиво повторила Ирина слова мужа, вновь со вздохом прижалась к его плечу, - но это его связи, его, а не наши... И...
– Надо сделать так, чтобы они были и нашими связями, - перебил жену Поплавский.
– И нашими тоже, так будет точнее, - он специально сделал ударение на "и", - ты правильно подметила: "и..."
– Если честно, я хотела сказать другое: нам, в конце концов, наплевать на этого твоего... и на его связи. У нас есть гораздо большее ты и я, - Ирина отдернула дымчатую струистую занавеску на окне, обнажая черное звездное пространство, похожее на бездну, - ты и я...
– Нет, нам Александра Александровича никак нельзя сбрасывать со счетов. И тем более терять.
– Поплавский погладил жену по теплой, нежно пахнущей духами голове, склонился, поцеловал в волосы. Вздохнул, снова поцеловал: - Ты хорошо пахнешь. Вкусно.
– Вкусно пахнуть может только яичница, - с неожиданной печалью произнесла Ирина.
– Ну почему же, почему же...
– Поплавский попытался вспомнить, придумать, соврать в конце концов, что же ещё может вкусно пахнуть и быть вкуснее яичницы, но, странное дело, не нашелся. Он вздохнул и отстранил жену от себя.
– Ты погоди, пожалуйста, немного... Я должен отлучиться.
– Куда?
– Скоро узнаешь, - Поплавский, словно дух, растворился в темноте комнаты.
– Я должен сходить к Александру Александровичу, а потом...
– А потом - суп с котом.
– Вот именно.
– Поплавский засмеялся, смех у него получился скрипучий, чужой, и хлопнул в темноте дверью.
Ирина осталась одна. Свет они с Поплавским так и не зажгли. И не надо было зажигать, когда за окном дышит чернотой небо, усыпанное, как светлячками, звездочками. Ирина всегда боялась ночной черноты, а здесь не боится... Ночь здесь была мягкой, мурлыкающей, ласковой.
Ночи в России совсем другие - они опасные, жестокие. Из темноты может прогреметь выстрел, разорваться граната, и вообще из любой подворотни может выскочить банда безжалостных "джентльменов удачи". Особенно свирепствуют малолетние - эти ничего и никого
Хлопнула дверь номера. Вернулся муж, поняла Ирина. Спросила, не оборачиваясь:
– Это ты, Эдинька?
Поплавский не ответил. "Ему сейчас трудно, очень трудно, - подумала Ирина о муже.
– И это ненужное соперничество с Невским. Да, нам нужны деньги... Чтобы жить, чтобы чувствовать себя людьми...
– Она вздохнула. Потом коротко зевнула, прижала пальцы ко рту.
– Пора спать". Решительно задернула занавеску.
– Все, - проговорила она, - пора спать... День был нелегкий.
Она ожидала, что муж отзовется, подойдет сзади, обхватит руками её плечи, лицом прижмется к её голове, зароется в волосы, прошепчет что-нибудь ласковое.
Ее действительно обхватили сзади за плечи, но это были не руки мужа...
Она вскрикнула и резко, всем телом повернулась.
Перед ней стоял Невский.
– Вы?
– задыхаясь, воскликнула Ирина.
– Вы?
– Да, я, - тихо, совсем не пьяным голосом отозвался Невский.
Ирина попробовала вырваться из его крепких рук - не удалось, только плечам сделалось больно.
– Вам же завтра стыдно будет!
– переходя на шепот, воскликнула она: где-то Ирина слышала, что самый страшный крик - это крик шепотом и подивилась тогда точности этого наблюдения.
– Не будет, - твердо и просто произнес Невский.
– Не будет стыдно.
– Вам мой муж набьет морду.
– Не набьет, - качнул головой Невский.
– Как же, как же...
– она широко раскрыла рот - было нечем дышать, сердце закололо, - набьет!
– Во-первых, у него просто не хватит сил, я его изуродую, а во-вторых, мы с ним обо всем договорились.
Это прозвучало для Ирины, как выстрел. У неё подкосились ноги. Она попробовала закричать, но голос пропал, пискнуло что-то во рту и исчезло, словно она зубами прокусила воздушный шарик. Ирина уперлась руками Невскому в грудь, оттолкнула, просипела:
– Прочь от меня! Вы пьяны!
Лицо Невского странно укрупнилось, сделалось ясным, словно его осветила луна. Ирина увидела злые, расширившиеся глаза, морщины, крупно изрезавшие его лоб, редкие, мелкие, с желтоватым налетом зубы и особенно уши - мясистые, с большими пухлыми мочками.
В Ирине зажегся костер обиды, боли, которой она не ведала раньше: это что же, выходит, Поплавский предал ее? Она сомневалась в том, что было ясно, как божий день.
– Люблю, когда сопротивляются, - отрывисто, коротко засмеялся Невский, - сразу появляется вкус к победе. Не сопротивляются только куры.
– Прочь! Пр-ро-о-о... Вы пьяны!
– Возможно, - в темноте сверкнули золотые коронки, пахнуло табаком, спиртом, чем-то кисловатым и одновременно очень крепким, мужским.
– Тихо, тихо, - пробормотал Невский и опять отрывисто, торжествующе рассмеялся, все равно сюда никто не придет. Ник-то.