Семи смертям не бывать
Шрифт:
Может быть, потому, что молчаливый, угрюмый с виду старик, появившийся в чеверевском отряде, чем-то напомнил ему отца, а может быть, и потому, что Данилка ощутил почти родственное тепло, с каким относился к нему Пономарев, он привязался всей душой к старику. Ему доставляло особую радость раздобыть для него табак, сварить картошку и пригласить к столу, отправиться с ним в лес на охоту или вместе пойти в разведку: эти походы особенна сближали.
В разведке Данилка, более опытный, ловкий, быстро соображающий, брал на себя самую трудную часть задачи. Зная вспыльчивый характер
Но на этот раз, когда на улице Бирска шумная толпа окружила Отца, Данилки не было рядом.
В эту минуту он стоял в одной из комнат штаба, стараясь не выдать себя каким-нибудь неосторожным, случайным словом. Данилка чувствовал, как опасность черной тучей нависает над ним.
Тощий офицер внимательно просмотрел документы, предъявленные ему Данилкой. Это были подлинные документы на имя Степана Карпушина, одного из чеверевских боевиков, погибшего недавно в бою. Нехотя, словно сомневаясь в чем-то, возвратил их Данилке.
Чирков не мог знать, что подозрительность контрразведчика объясняется прежде всего тем, что сегодня утром он получил циркуляр, предупреждающий, что под видом добровольцев в армию и тыл белых красными засылаются лазутчики и диверсанты. Циркуляр предписывал особо тщательно проверять добровольцев, если окажутся такие, и при малейшем подозрении сажать их под арест.
В другом случае контрразведчик не стал бы тратить время на Данилку. Но полученные им распоряжения заставляли быть внимательнее. Тем более что малый, переминавшийся перед ним с видом глуповатой простоты, определенно, ыл не так-то уж прост и глуп.
Офицер попытался вызвать Данилку на разговор. Расспросив о деревне, где тот жил, и даже о том, нет ли у него невесты, которую жаль ведь бросить, он неожиданно в упор спросил:
— А зачем к нам пожаловал? Красные ведь помещиков грабят, землю обещают дать, а у нас вместо земли — вот! — и офицер поднес к носу Данилки шиш.
В первое мгновение Данилка даже опешил. Минуту назад беседа текла мирно, чуть ли не дружески. И вдруг эти злобные, сверлящие его глаза и нарочито грубый жест. Но он тут же понял игру, которую вел с ним офицер. Усыпить внимание, затем резким толчком вывести из равновесия, заставить в запальчивости забыть об осторожности — это был обычный прием белых контрразведчиков, и Данилка уже был с ним знаком.
Он терпеливо выждал, пока шиш, сложенный из холеных офицерских пальцев, уберут из-под его носа. Он даже не улыбнулся и не попытался отстраниться от руки офицера, будто все происходящее нисколько не удивляло и не смущало его. Малейшее непродуманное движение или слово могло- повести к провалу. Данилка с туповатым видом смотрел на офицера, потом, вдруг оживившись, словно осененный какой-то мыслью, сказал:
— А говорят, как белые придут, так всех кто у помещиков землю брал, на суку вздернут. Верно это аль нет?
— Определенно, вздернем.
— Ну вот… А я почему сюда пришел? Приехал в деревню Ванька Терехин, тети Насти сын, тоже у вас, у белых, может, знаете его? Говорил, что сукно дадут, кто добровольно идет, оденут, обуют. Вот, —
Офицер, выслушав это признание, сердито отвернулся. Подумав, громко крикнул:
— Сидоренко!
В комнату тотчас вошел солдат, обшарил Данилку плутоватыми глазами, равнодушна отвернулся.
— Вот отведи этого, — офицер кивком головы показал на Данилку, — на Николаевскую, сдай лично Гусельникову, скажи, что доброволец, жаждет подвигов, так что пусть сразу же идет в дело. С первым же отрядом. А пока держать в казарме, в город не выпускать. Понял? — спросил офицер.
Сидоренко уже с большим интересом посмотрел на Данилку.
— А чего же не понять? Понял, так точно. Ну, пошли.
Чирков с облегчением переступил порог комнаты, чувствуя на своей спине офицерский взгляд.
Замысел контрразведчика разгадать было нетрудно. Прямых оснований для ареста нет, можно только провозиться зря. Но и выпускать из своих рук подозрительного малого — ох до чего не хочется. Вот для таких тонких ситуаций и существует Гусельников. Ему только намекни, а уж он сделает все как надо. Подставит, например, под пулю в первом же бою — и делу конец.
Но эта отдаленная перспектива не слишком волновала сейчас Чиркова. Он не сомневался, что сумеет обвести своего конвоира и вырваться на волю. Как? Это покажет будущее. Но он твердо знал, что должен уйти от него.
Из всего, что Чирков успел узнать сегодня в городе, у него складывалось твердое убеждение: белые стягивают войска, готовят какую- то крупную операцию. Может быть, еще раз попытаются выкурить чеверевцев из их гнезда.
Именно этого и опасался Чеверев. Для того и послал разведчиков в город: чтобы точно знать обстановку и в случае нужды заранее приготовиться к встрече с врагом.
Уже стемнело, когда Данилка в сопровождении Сидоренко вышел на улицу. Над городом низко нависали облака, дул ветер, поднимая с мостовой и с тротуаров пыль.
Сидоренко шел рядом, тоже посматривая по сторонам. Очевидно, он не спешил на Николаевскую к Гусельникову, радуясь возможности пройтись по городу. Он искоса то и дело поглядывал на Данилку и наконец спросил:
— Куришь?
Данилка поспешно вытащил из кармана пачку папирос, предусмотрительно купленную сегодня на рынке.
— Ишь ты, папиросы, — небрежно проговорил Сидоренко. Желтыми от махорочного дыма пальцами он вытащил из пачки две штуки: одну положил в карман гимнастерки, другую закурил.
— Да вы себе все оставьте, — предложил Данилка.
Сидоренко повертел пачку в руках, нехотя отдал Данилке:
— На, бери. Знай мою доброту. Идем.
Но, не пройдя и нескольких шагов, он снова остановился у магазина, заглянул внутрь, потоптался в нерешительности. Затем, не устояв, вошел внутрь, пригласив знаком Данилку следовать за собой. В магазине хозяин, маленький круглый человечек, встретил Сидоренко, как старого знакомого. Оба о чем-то пошептались в стороне. Потом Сидоренко долго рассматривал блестящую цепочку для часов, поторговавшись, купил ее и спрятал в карман, предварительно бережно завернув в платок.