Семицвет: молодость богов. Части 1-2

Зайцев Святослав Викторович

Недолго раздумывая, он вбежал в лифт, закрыл тяжелые ставни и нажал на кнопку. Но лифт, отчего не тронулся. Задребезжал только и остался на месте. Он снова нажал на кнопку, но лифт молчал. На секунду ему показалось, что он может тут надолго застрять. И ему ужасно не захотелось бы всех задерживать. Он постучал костяшками пальцев по цифровому табло, но лифт не оживал.

Плюнув, он схватился за ставни — но те автоматически закрылись.

Он несколько раз постучал лбом об стенку и стал искать кнопку экстренного вызова. Но то ли лифт был старый, то ли кнопка

была снаружи — но он её не нашел.

Вот ведь не задача… Он громко постучал кулаками по ставням и громко позвал Надю. Потом Арсения. Потом Алину. Потом кого-нибудь. Но никто не ответил. Он вздохнул и сел на пол. Было не по себе, но если подумать логически, за ним должны прийти — они же обнаружат его пропажу и пойдут его искать. И найдут.

Прошло минуты три. Или десять. А может пятнадцать. Хотя, говоря начистоту — минута-полторы не больше. Когда сильно ждешь и нервничаешь — врем всегда идет медленнее. Или быстрее…

Нужно было успокоиться и подождать. Он оперся о стену и решил, что минут через пять они точно его потеряют и спустятся узнать где он там застрял. Пять минут — это триста секунд. Нужно было спокойно досчитать до трехсот, и пока он считает до него точно кто-то дойдет.

Так… Один, два, три, четыре… Он досчитал до тридцати — не выдержал и снова стал кричать. Затем ударил кулаком по захлопнувшимся ставням, ещё сильнее, и ещё. И никто не отвечал. Он стал считать дальше. Но на семидесяти снова не выдержал и снова стал кричать. Затем приказал себе успокоиться и стал считать. В третий заход он все-таки досчитал до трехсот, но никто не пришел.

Внезапно потухла одна из трех ламп. Лифт громыхнул, и он услышал какие-то щелчки. Ну да, там, в подвале у Арсения ядерное оружие или тайные ритуалы, он сейчас спуститься вниз, узнает, сколько ангелов уместиться…

Алексей не выдержал и снова начал колотить кулаками в дверь лифта. Но никто не отзывался. Внезапно он подумал, что его могли тут оставить. Верить в это не хотелось — он ведь так долго ждал. Но минуты тянулись, а за ним никто не приходил. От отчаяния он сел на холодный пол и стал спешно соображать, что делать. Но что — что он смог сделать? На душе было гадко. Его не могли оставить! Но, кажется, его оставили. И версия укреплялась с каждым мгновением.

Выключилась третья лампа. Стало темно. И не просто темно — а темнее некуда! Глаза не привыкали к темноте. Привыкнуть к темноте вообще было поэтизмом — привыкаешь не к темноте, а к ничтожным источникам света. А тут не было даже их.

* * *

Время тянулось. И с каждой минутой ему становилось все хуже и хуже. В какой-то момент он даже чуть не разревелся. Иногда вскакивал и начинал стучаться в ставни — но никто не приходил. Иногда просыпалась надежда — вдруг кто-то да спуститься, но она угасала, как только ему стоило хорошенечко поотбивать костяшки.

Глаза так и не привыкли к темноте — было страшно и странно. Он уселся в угол и уткнулся в колени. Но на этом беды не закончились. Через некоторое время он захотел в туалет. А вот что делать с этим он понятия не имел. И если

раньше его пугала мысль, что он не успеет, заставит всех ждать, то сейчас в голове было только одно — вытерпеть хотя бы ещё минутку.

Тайное желание снять штаны и сделать дело прямо в углу лифта посещала его все чаще. В какой-то момент он практически решился, но в последний момент передумал и снова сел в угол.

Сколько прошло времени, он уже не понимал — наверное, много. А когда мучаешься от жажды или хочешь в туалет, время идет ещё медленнее. Он не выдержал и даже попытался заплакать — а вдруг со слезами выйдет часть воды и ему станет легче? Но легче не стало.

Иногда он вставал и прыгал, стучал кулаками в дверь, кричал. Затем снова садился. И минут через пять снова кричал. С каждой минутой ему становилось холоднее. Приходилось снова вставать и прыгать. Сдерживать слезы, кричать от бессилия и снова сдерживать слезы.

Он никогда в жизни не чувствовал себя таким беззащитным и одиноким. В этой жизни, кажется, не было никого, кто бы вспомнил о нем, потерял его и начал о нем беспокоиться. И у него не было никакой возможности даже найти такого человека! Закричать, позвать на помощь, услышать впереди шаги и щелчок…

* * *

Щелчок замка прозвучал, когда он впал в странный полусон, отчаявшись, что кто-то уже о нем вспомнит. Резко вскочил, сразу закружилась голова. И стал громко кричать.

Дверь открыла Надя. На лице было написано невинное удивление. И резко отпрянула.

— Боже мой! — воскликнула она. — Я сбегаю за шваброй. Алина, быстрее найди совок.

Сколько было стыда и смущения — не передать словами. Он пробыл в этой темнице целую вечность и первым делом побежал в туалет. Там заперся — от яркого света он чуть не ослеп. От холода едва двигался. Выбежал из комнаты в зал и растерянно осмотрел всех стоящих. И от нахлынувших эмоций, стыда и разочарования не выдержал и разревелся.

— Да что случилось? — спросила Надя, всплеснув руками. — Как ты умудрился застрять?

— Почему вы не вернулись? — спросил тот. Его душили слезы. Шесть с лишним часов в полной темноте и ожидания сделали свое дело. — Я вас так ждал.

— Но ты же потерял ключ.

— И что с того? — сказал он, утерев нос. Стало немного легче. — Я же так вас ждал. Зачем вы меня бросили?

— Бросили? — спросила Надя. — Но ты же сам не захотел ехать.

— Как не захотел? Я всю неделю только и мечтал.

— Алина сказала. — Ответила та.

— А мне сказал Витя. — Произнесла Алина и обернулась на мальчишку из старшей группы.

— Но я ничего никому не говорил. — Произнес Алексей растерянно. — Я с самого начала хотел с вами ехать.

— А по-моему ты просто случайно запер дверь и теперь не хочешь признаваться, что обделался в лифте по собственной вине. — Пожал плечами тот.

— Но я не запирал лифт! — вскричал Алексей. Ему снова становилось плохо — от того, что он смотрел на присутствующих, которых прождал шесть часов в темноте и видел каких-то чужих людей. — Он сам закрылся.