Семицвет: молодость богов. Части 1-2
Шрифт:
— Ну а кто же ещё? — спросили оба в ответ.
— Ну это могли быть… Обученные люди, хранители могил, которые прокапывали этот вот аккуратный проход, специально по осени, заливали водой, чтобы тела сохранялись. А в оплату брали себе заранее приготовленные камушки и украшения… Двести лет ведь прошло как-никак — такой срок сохранить память и знания об умершем… Наверняка услуга не дешевая.
— Ахаха! — радостно сказал Иван, вытираясь салфеткой и хватая последнюю котлету. — А добавка будет?
— А ведь действительно. — задумчиво произнесла Сет. — почему мы решили что это воры?
— Кнорозов так писал. — сказал Иван.
— Кнорозов много что писал. — ответила Марья.
— И у него не было
Глава VII. Василек
— И не вздумайте что-нибудь сломать! Мне пришлось раздать свою годовую зарплату на взятки, чтобы получить это оборудование!
Профессор любил приукрасить. Или присочинить. Враньем это было не назвать — художественным сочинительством, быть может. А сочинял он с удовольствием и совершенно неожиданно.
Наверняка из профессора вышел бы распрекраснейший журналист, ведь любая, даже самая сложная и запутанная тема, в его устах преображалась до красочного рассказа. И ещё он умел шутить. Играть, как на сцене и каким-то невероятным образом оживлял всех персонажей. Наверное, кроме журналиста в нем умер ещё и актер. Два умерших гения в одном!
А учился Сон вразброс. В самом начале он обсудил с профессором список вопросов, которые ему интересны и они начали с самых основ. Примеров, задач и контрольных вопросов у него не было — зато были эссе, сочинения, очерки, описания, хроники, рассказы по мотивам… И ещё их надо было не просто написать без ошибок — а это было не сложно, ведь просиживая часами на русском языке она научился писать очень быстро… И множество других видов малой прозы, которую требовалось писать в качестве экзамена по каждой отдельной теме.
И уже с первой темы Сон застрял в истории танцев. Тему эту он возненавидел сразу и с самого начала хотел отложить её на подальше — но профессор как духом чуял — сразу начал прямо с неё. Потом, по содержанию эссе он что-то там ещё заведовал или пояснял, и снова предлагал написать собственные мысли. И затем опять разъяснял какие-то мелочи… И так до бесконечности. Были и школьные уроки, как этот — в аудиториях по пятнадцать человек, и даже со стереошлемами.
Стереошлемы были запрещенной технологией, так ка портили зрение, вызывали привыкание и помутнение сознания. Целые страны оказывались в плену у этой технологии, на западных континентах в стереошлемах проживали полжизни, а в восточной империи к примеру, стереошлемы вживлялись детям при рождении вместо глаз… И Сон даже начал понимать отчего —
— Ну что, друзья. — произнес профессор. Класс преобразился — они стояли в длинном светлом коридоре с множеством прозрачных дверей. — Поднимайтесь, поднимайтесь! Нас ждет экскурсия туда… Откуда пришел каждый из вас.
— Цикада умеет работать со стереошлемами? — спросил Сон, догоняя профессора по длинному коридору.
— А что тебя удивляет? — удивился тот.
— Но это вроде как запрещено…
— Шлемы запрещены, а программы не запрещены. И это не означает, что Цикада не умеет чего-то… — они свернули за угол и оказались в просторном освещенном зале. На полу лежал белый ковер в котором сразу утонули ботинки, под потолком — розовые стеклянные окна, сквозь которые пробивался солнечный свет. — Цикада все умеет.
Они прошли в просторный зал.
— Это не модель мои друзья. А настоящий родильный дом. Какие есть в каждом небольшом городе. И здесь каждый из вас может посмотреть как рождается жизнь. Переключитесь в потоковый режим и пройдем к боксу номер 16, специально для нашей группы его оставили открытым.
— Вы наверняка увидели множество волн в самых разных спектрах. Светитесь как звезды! — провозгласил он. — Но обратите внимание на малопонятные шумы — так ваш шлем воспроизводит пространство случайностей. Просто шумы, приходящий откуда-то из космоса. Без начала и без конца, без определенного спектра — гигантская информационная свалка.
Сон попытался отрегулировать шум, но запутался в интерфейсе — там было двадцать разноцветных ползунков и куча малопонятных надписей. Неимперский русский был забавным языком, объедки вместо слов, екоторые буквы были давно смешанны. Он как-то пытался изучать этот язык — даже переключал на русском языке систему проверки правописания на неимперский русский, но не протянул и двух дней. Все думал, что в голове что-то перевернется, переключиться и он начнет понимать этот недоязык, как начал понимать математику и фехтование, но этого не поизошло. А уловить шум иного пространства так и не удалось — стоило ему прислушаться к странным шумам, как они сразу изчезали!
— Хотя бы для вида мог бы сделать заинтересованный вид. — злобно заметил староста. В классе профессора все было по-настоящему — дежурство, оценки, помошники, староста в конце концов. Это была почетная должность, профессор сам отбирал на его должность ученика. Нынешнего старосту звали Эрнест и он сразу давал всем понять, что дружить не собирается, ни с кем и вот конкретно с тобой — тем более. Журнал опозданий он вел придирчиво, на урок после звонка не пускал, тишину поддерживал идеальную и все в тайне его побаивались.
Они собрались у шестнадцатого бокса. Под множеством тонких, словно паутина проводков лежал маленький ребенок.
— Система сердце-легкие говорит, что ребенок здоров, мозг развит прекрасно, днк-код спроектирован… Итак, обратите внимание не напряжение пространства вокруг. Чтобы усилить цвет и звук поверните красный ползунок. Только стсрайтесь много не думать и не прислушиваться — чем громче вы думаете, тем больше анализируете вокруг себя реальность тем тише пространство.
Ах вот он, красный ползунок! Сон вывенул его на полную громкость и едва не закричал от громкого звука. Предела громкости в шлеме не было — не удивительно что их запретили! Спешно сделал потише.