Семилетняя война
Шрифт:
— Держись, паря. Скоро лезерв подведут, — хрипел Емковой. Алефан, дважды раненный, но оставшийся в строю, молча посылал привычными пальцами пулю в дуло ружья.
Луна скрылась за облаками, и бой продолжался почти в полной темноте, при вспышках выстрелов и дымном пламени от горевшего где-то строения.
— Секунд-майор! Возьмите с собой двух казачков и скачите к начальнику отряда, — обратился Прозоровский к Ивонину. — Гром и пекло! Объясните, что без резерва я дальше держаться не могу, что… Да вы и сами, впрочем, знаете.
Ивонин был рад этому поручению. Отсутствие резерва приводило его в недоумение
В штабной части он застал всё того же вездесущего Бринка. Как только тот увидел его, сейчас же сказал:
— И вы касательно резерва? Что это князь: третьего человека шлёт. Ему уже послано повеление: незамедлительно учинить ретираду.
— Ретираду?
— Того требует общая польза! Суть в том, что к Берлину подходят весьма многие вражеские войска, и если бы мы ныне заняли город, то не успели бы после вернуть людей обратно и могли бы потерять весь корпус.
Ивонин долго не отвечал. Снова и снова вставал перед ним вопрос: недомыслие или прямая измена?
— Ежели позволите моё мнение выразить, — сказал он наконец, — то, во-первых, и нас знатные силы генерала Чернышёва подкрепить могут, а во-вторых, задачу нашу я в том лишь и усматриваю, чтобы быстрым, стремглавным натиском ошеломить столицу прусскую и принудить её коменданта к капитуляции.
— В обстоятельствах близости неприятеля впереди и сзади того сделать нельзя, — ответил Бринк, пожевав губами.
Ивонин откланялся и вышел.
Выслушав его доклад, Прозоровский пришёл в неистовство.
— Гром и пекло! Да если бояться не успеть вывести людей, то не нужно было и штурма затевать. Мы налёт совершаем, здесь же смелость решает. Коли бы хотели серьёзно Берлин штурмовать, то не посылали бы двухтысячный деташемент. Ужели Тотлебену то невдомёк?..
— Делать нечего, князь. Прикажите ретираду, — хмурясь, сказал Ивонин.
— И сам вижу. Вюртембержцы с трёх сторон уже наседают…
Отряд Прозоровского, потеряв девяносто два человека убитыми и ранеными, отступил. Паткуль ограничился слабой попыткой приблизиться к Котбусским воротам и без потерь вернулся на исходные позиции.
В это время разведка принесла сведения о приближении главных сил принца Вюртембергского, и Тотлебен немедленно отвёл весь свой отряд в Копеник, куда подходил уже корпус Чернышёва.
Глава седьмая
Взятие Берлина
1
Пятого октября граф Чернышёв принял общее командование собравшимися в Копенике войсками. Неудачные действия Тотлебена требовали того, чтобы энергичной, хорошо подготовленной атакой поправить дело и восстановить престиж русского оружия. В этом с Чернышёвым были согласны все, вплоть до Фермора, тотчас пославшего Чернышёву дивизию генерала Панина и обещавшего в случае нужды явиться к Берлину со всеми остальными войсками.
Панин, разложив провиант по повозкам, шёл форсированным маршем, проходя в день по тридцати пяти вёрст. До его прибытия Чернышёв решил не предпринимать решительных действий, а пока произвести основательную рекогносцировку.
До сих пор на выручку прусской столице подошли только войска принца Вюртембергского, но из Саксонии
С целью обеспечить сообщение с Потсдамом и установить связь с ожидавшимися оттуда подкреплениями принц Вюртембергский выдвинул на высоты перед Галльскими воротами три батальона пехоты и двести человек конницы. Для прикрытия Берлина со стороны правого берега на передовые позиции были выдвинуты пять батальонов пехоты, шесть эскадронов драгунов и несколько эскадронов гусаров, под общей командой майора Цеймера.
Неприятель сосредоточивал под Берлином крупные силы, и задача овладения городом с каждым часом становилась всё более трудной.
Чернышёв, исследовав местность, решил нанести главный удар на правом берегу Шпрее. Вспомогательные действия по левому берегу он поручил Тотлебену, связь с которым поддерживалась в районе Копеника особой пехотной бригадой.
Распоряжения эти были вполне разумны. Чернышёв не предвидел лишь последствий, которые возникли оттого, что Тотлебен вновь получил возможность к самостоятельным действиям.
Между тем все помыслы Тотлебена по-прежнему были устремлены на то, чтобы первому войти в город и суметь приписать себе всю заслугу по овладению прусской столицей. Сделать это было тем более трудно, что подошёл австрийский корпус Ласси.
Граф Ласси привёл с собой 14 тысяч человек. И большая численность его войск, и более высокий чин, и более высокие должности, ранее им занимавшиеся (Ласси был начальником штаба у Дауна), давали ему право старшинства над Тотлебеном… Было очевидно, что штурм Берлина на левом берегу Шпрее может быть предпринят только совместно с корпусом Ласси, и притом под главным начальством этого последнего. Поэтому Тотлебен лихорадочно измышлял способы, не доводя дело до штурма, лишь используя создавшуюся для прусской столицы опасную обстановку, заставить берлинского коменданта сдаться. И сдаться именно ему, Тотлебену! Исходя из этого, он решил всеми мерами сдержаться на занятых им позициях у Котбусских и Галльских ворот, как ближайших к городу.
Ласси тоже стремился не столько к общей пользе дела, сколько к тому, чтобы самому завладеть Берлином. Едва расположившись на позициях — перед Бранденбургскими воротами, он попытался через посредство прусского генерала Левенштейна заключить с Роховым капитуляцию. Об этих переговорах он ни словом не известил Тотлебена.
Но на правом берегу, в лагере Чернышёва, господствовало другое настроение. Там предпочитали действовать не уговорами, а силой оружия. Оттуда на Берлин надвигалась подлинная гроза, и отвести эту грозу прусская столица была не в силах.
2
Шатилову удалось добиться разрешения участвовать в качестве волонтёра без определённых обязанностей в экспедиции. Педантичный Василий Иванович Суворов очень задержал его, и он нагнал войска уже под самым Берлином. Чернышёв, знавший, что премьер-майор был обласкан в Петербурге, обошёлся с ним по укоренившейся традиции придворного быть любезным с теми, кто хорошо принят при дворе, очень приветливо.
— Оставайтесь у меня, — сказал он, — посмотрите шармицель, а неровен час, так и дельце для вас найдётся.